Зашвырнув щелчком окурок в сугроб, Бугров направился в подъезд. В подъезде воняло мочой, тусклая лампочка на первом этаже высвечивала неприглядную действительность советского жилищно-коммунального хозяйства в виде обшарпанных дверей, скрученных спиралью перил и сакраментальных надписей на стенах с четырьмя ошибками в слове из трех букв. На втором этаже света вообще не было, но зато присутствовала компания молодежи допризывного возраста. Бренчали на гитаре. При виде Бугрова, а главное, его форменной шинели, ребята поздоровались. Наметанный глаз генерала уловил блеск бутылки, скрывшейся за спинами.
Ладно, сами такими были. Да сейчас и время хреновое – молодежи податься некуда. Закружили им голову перспективами и бросили. Комсомол совсем от дела отбился, все комсорги и активисты, те, что поумнее, с азартом кинулись возрождать кооперативное движение, остальные с горящими глазами и пеной у рта разоблачают грехи Сталина и Брежнева, как будто Хрущ был умнее или нынешний что-нибудь делает полезное. А о молодежи позабыли, некогда им с молодежью возиться, надо политический и финансовый капиталец собирать. Плюшкины, блин. Строгов рассказывал, у них был случай: в Ровно поймали банду натуральных бандеровцев. Это ж надо до такого докатиться! Еще два-три года при Горби, и увидим на улицах настоящих фашистов в эсэсовской форме.
Паша Шумилов оказался дома. В своих любимых плюшевых тапочках и заношенном трико с пузырями на коленях. Посмотрели бы сейчас студенты на своего преподавателя новомодной «Экономической теории», легко цитировавшего Макса Вебера, Адама Смита и Карла Маркса.
– Привет, заходи, генерал! Ты сегодня первый.
– Здорово, профессор! Как твои студиозы?
– Нормально, что с ними будет? Усиленно готовятся к Новому году.
– Марина, это тебе, – при этих словах Арсений извлек из авоськи пакет с мандаринами и с полупоклоном протянул выглянувшей в прихожую Пашиной жене.
– Ой, спасибо, Сеня. Да проходи, не стой на пороге. А Павел сегодня коньяк притащил, настоящий грузинский, целых три бутылки.
– Что, экзамен принимал? – понимающе подмигнул Бугров.
– Нет, зачет, – недовольно поморщился Шумилов. – Сынок директора хозторга, редкостный дебил. И тянуть одно мученье, и заваливать бесполезно: папаша с нашим ректором дружит.
– Здравствуйте, Арсений Степанович, – в прихожей возникла юная непоседа в коротком халатике до колен. – Мама, это нам?
– Вам, вам, – улыбнулся Бугров, – и тебе, и маме, и сестренке.
– А это нам, – добавил он полушепотом, когда дамы удалились в комнату, доставая поллитровку.
– Да не прячь, не прячь, – довольно расхохотался Паша, – у нас можно.
– Думаешь? – с сомнением произнес Бугров.
– Естественно, о чем речь! Совсем ты одичал на своей службе. Давай раздевайся и проходи.
Через пару минут друзья уже расположились в зале перед новеньким телевизором.
– Паша, убери этого урода, – Арсений недовольно ткнул в сторону экрана, с которого увлеченно вещал Президент СССР.
– Не хочешь, не надо. – Шумилов махнул пультом, переключая канал.
– О, так лучше. Лучше Листьев, чем Горби.
– Нет, «Поле чудес» пусть смотрят в «Стране дураков», – перебил его Павел, щелкая пультом. На третьем канале шел старый «Мюнхгаузен», который всех и примирил.
– А чем тебе Горбунок не нравится? Вроде правильно говорит.
– В том-то и дело, что он только говорит. Я сегодня был в 114-м полку, так у них замполит с самого утра сидит над новой речью Горби и пытается выжать из нее что-нибудь доступное для политинформации.
– И что?
– Да в том-то и дело, что ничего! Одни общие фразы! Сплошная вода, ничего конкретного!
Генерала перебила трель дверного звонка, и Павел пошел открывать. Вскоре из прихожей донеслись радостные возгласы. Пришли Володя Строгов и Сергей Анютин.
– Ну вот, честная компания в сборе, – пробасил Бугров, довольно потирая руки.
– Главное, дружная компания, – в тон ему ответил Анютин, доставая из-под пальто бутылку «Русской». – Черт побери! Два часа стоял, пока талон отоварил.
– Так ты же вроде директор?! Неужели не мог добыть себе пару ящиков?
– У меня, дружище, только бетон и плиты. Хочешь, машину панелей хоть завтра пригоню?