В душе царило такое смятение, гуляли такие бури, что казалось — ещё пара часов, день, или два — и меня просто разорвёт на части от… неизвестного, непонятного чувства. Вина, утрата, злость, ярость, боль, уныние — и всё это одновременно, кипит, перемешивается и мутирует.
Я уже не знал, кто я такой. Матвей, Марк, заключённый, беглец, преступник и убийца, контрабандист? Чужак под вымышленным именем в собственном доме. Какой бред…
— Ты такой мудак, Саша. Мудак, но только это тебя и извиняет. Ты же всё это время думал, что Петя сказал тебе правду? Он так тебе проехался по ушам, так сыграл отчаяние, что ты поверил — что Матвей действительно всё это сделал?
— Да. Но…
— Я тебя прощаю.
— Что? — Саша даже вздрогнул от этих слов.
— Я сказал, что прощаю тебя. Несмотря на всё, что ты сделал, и к чему это привело — прощаю. Ты искупил свой грех. Точнее — искупаешь его прямо сейчас. Ты тупорылый идиот, Саша, но ты совершил предательство не из ненависти. Из корысти. Почему-то я думаю, что это немного облегчает твою вину.
— Я всё рассказал. Вы сдержите слово? Отпустите меня?
— Неужели это всё, что интересует тебя сейчас? После такого-то представления? Тебе не интересно кто я? Зачем так целенаправленно заставил тебя рассказать о Пете Годунове? Который, кстати, всё же обманул тебя ещё в одном моменте. Сказал, что во всех документах того расследования ты будешь «анонимом». Но, как видишь — я здесь. Не слишком постарался друг твой, верно? Упустил из виду пару отчётов.
— Не думаю, что хотел бы задавать какие-то вопросы. Я… Я не хочу ничего знать о вас. Просто отпустите…
— Решил, что это минимизирует риск быть убитым? Поверь, на это уже ничего не повлияет. Неужели тебе и правда не любопытно? Трудно представить себя на твоём месте, но думаю, мне было бы охренеть как интересно, что за человек пришёл покарать меня за столь далёкий грех.
Молчание.
— Знаешь, думаю, всё же надо представиться. Чтобы ты лучше понимал, что происходит. И чтобы осознавал, какие неверные решения привели тебя сюда. Да и мне, знаешь, ли, очень хочется назвать тебе своё имя. Извини, если это получится слишком театрально, но… Так оно и выглядит со стороны, почему-то я в этом уверен. Может, ты уже догадался, паскуда? Я — Матвей.
Озёров, в первую секунду, казалось, не услышал, продолжая настороженно следить за мной глазами. Но спустя несколько ударов сердца, его взгляд поменялся. В нём появился какой-то глубинный страх с примесью недоверия и изумления.
— Не веришь?
— Верю, — тихо ответил он, вглядываясь в облик незнакомого человека.
— Не старайся, ничего знакомого не увидишь, — сказал я, — Вы, суки, мне даже лица не оставили.
— Но как?.. Ты выжил? И вернулся?..
— Да, вернулся.
— Чтобы?..
— Да, Саша, верно. Пришёл отомстить.
— Я всегда боялся, что такое произойдет, — пробормотал он. Откинув голову назад и упёршись ей в изголовье кровати, юрист часто задышал, — Ты не собирался оставлять меня в живых?
— Нет, не собирался, — спокойно признался я, — Око за око, Саша. Зуб за зуб. Вы отняли у меня всё, чем я дорожил — кроме жизни. И я сделаю с вами тоже самое. Только вот жизнь оставлять не буду — слишком многого вы меня лишили. Как показала ваша практика — хочешь убить, убей наверняка.
Слова лились из меня сами собой. Я несколько раз представлял подобный разговор, но в моём сознании он всегда проходил по-другому. Сейчас же бессвязный бред сменялся покровительственным тоном, презрением, пафосом, а затем вновь возвращался, принося какую-нибудь клишированную мудрость. Мне было не по себе от всех этих слов. Я будто не знал, что мне сказать — но что-нибудь сказать очень хотелось. Вперемешку с яростью и всеми чувствами, что я в тот момент испытывал, это было не лучшее сочетание.
— Мне жаль.
— Да мне похрен, Саша. Сейчас — уже точно похрен. Жалость твоя — последнее, что мне нужно. Я даже не уверен, что и отнятая у тебя жизнь что-то изменит. Нет, нет, не смотри так. Просто я уже вытравил в памяти цель. Её не сменить. По крайней мере, не тебе, крыса.
— Что ты сделаешь с Годуновым?
Вопрос показался мне забавным.
— Хочешь узнать перед смертью, что я заставлю его страдать? Хочешь позлорадствовать на этот счёт напоследок?
— Нет, — тихо прошептал юрист, опустив взгляд. Лучше бы он молчал…
— Какой же ты мерзкий урод, — от злости неожиданно свело скулы. Скрежетнув зубами, я поднял пистолет и наставил его на Сашу, — Надеюсь, ты довольно пострадал за жизнь. Радуйся, что у тебя была такая мелкая роль во всей этой пьесе.