Боль – мелодия. Утрата – трек. Разочарование – хит. И никак по-другому. Тогда с какого перепуга сплетаются ноты в грудной клетке и слова в голове на радостной тональности? Даже бурбон не заливает свет, а только подогревает его и множит. А ещё напоминает о том дне, когда он пообещал написать песню на двоих и записать её.
– Что не так?! – выкрикнул он концовку своих метаний.
– Тебя просто бесит, что она не бегает за тобой. Ей по большому счёту плевать, что ты мог взять её с собой в Голливуд, хватило бы намёка. Но она даже не подумала об этом, а ты принципиально промолчал. А сейчас бесишься, что она не сделала так, как тебе хотелось. Нестандартная ситуация, – Тед отложил сценарий и тоном знатока отношений между мужчиной и женщиной заключил. – Это всегда тебя выбивает, как кегли в боулинге. Один взмах и страйк.
– Пошёл ты! – Кристофер метался по самолёту: то останавливался рядом с другом и заглядывал в бумаги, то измерял длину салона.
– Слушай, ну не мерцай, свет затемняешь, и буквы сливаются сразу.
– Ещё раз, – замер он и нахмурился.
– Свет говорю не затемняй!
– Точно! Вот же оно!
Поделись со мной светом, я дам тебе тень
Мы сольёмся друг в друге, как ночь сменит день.
Тед настолько привык к выходкам друга, что даже не стал уточнять, что творится у того в голове.
Река Чарльз-ривер огибает Бостон, а в спокойных её протоках утки водят хороводы. В середине лета у самцов проходит послебрачная линька, и они уже не гарцуют перед кряквами своей яркой окраской. Пары образовались и необходимость выделиться, чтобы тебя выбрали отпала, можно сменить яркое оперение на такое же серое как у самок. Природа так заложила. Только вот когда женщины выходят замуж и уже не так сильно обращают внимание на свой внешний вид, окружение пытается заклевать её. Но ведь природа это заложила. Нет?
Арина специально отошла подальше от залива и вечно гонимых парусников, которые пугают уток и собирают скопище чаек. Расстелила плед и погрузилась в себя. Лишь механические движения отличали её от скульптур и памятников парков. Отломила кусочек булки и кинула в воду. Ещё и ещё пока не услышала голос подруги:
– Вот бы не подумала, что ты можешь кормить птиц.
– Видишь вон того селезня. Он такой напыщенный, плавает себе в стороночке, наблюдает. Самку с выводком караулит. Я вот всё думала раньше, почему в природе самцы ярче самок? А потом узнала, что у них самок меньше, чем самцов – конкуренция.
– Ну, тебе довольно яркий самец попался, – усмехнулась Кира и присела рядом.
– Ты тоже это заметила? – ещё один кусочек полетел в реку. – А ты знаешь, что селезень не оставит свою пару, если та по каким-то причинам не сможет взлететь?
– А ты почему не полетела?
– Не знаю. Меня никто не звал. Да и вообще надо закругляться с этой историей.
Кинув последнюю корку уткам, Арина стряхнула с себя крошки. Усталость ощутимо придавила её. Хотелось посидеть помолчать рядом с понимающим человеком. Всё казалось нереальным. Вот река с утками осязаема, а прошлая неделя в Неваде, как оазис посреди действительности.
Уединённые места всегда располагают к размышлениям, а сегодня здесь даже поблизости никто не ходил, лишь только шаловливый ветер движением стилиста-парикмахера кинул концы тёмных волос вперёд на плечи, а затем потрепал светлую макушку. Запутался в листве и, рванув со всей силы зелёные занавески, утих.
– Мы собираемся в Россию, так получилось, что у Матвея образовалось окно. Он просил передать, что если тебе нужна машина, то можешь забрать её на время, – сообщила Кира и снова смолкла, подставляя лицо припекающему солнцу.
– В общем! Если я сейчас с кем-нибудь этим не поделюсь, то меня порвёт, – резко произнесла Арина и развернулась к подруге. – Мы ездили в какое-то племя, и там был шаман. Так вот, он сказал, что у нас с Кристофером всё будет, – посмотрела в удивлённые глаза Киры и продолжила вываливать свалку мыслей: – только закончится всё плохо. Вроде как после это его не станет, – выдохнула она обречённо.