Юрию Ивановичу Смирнову мы пока поручим искать надежные банки, через которые можно будет не только реализовать золото, но и финансировать наши дела. Более того, он займется подготовкой базы для боевиков. Возле нашего особнячка вы видели старый большой ангар, так вот он имеет еще и два подземных этажа. Прежние владельцы думали там держать машины, но мы поступим иначе. Первые два этажа отведем под транспорт — в них можно будет разместить порядка 60 машин, а в двух подземных этажах мы оборудуем помещения для проживания 240 человек, столовые, тир, спортзалы и прочее.
Я вам открою тайну. Из этого ангара есть ход в подземные коллекторы и коммуникационные тоннели под Москвой, ведущие к центру Москвы. Уж если браться за спасение страны, то нужно очень серьезно готовиться, тут наскоком ничего не получится. Самое сложное — это подбор кадров. "Кадры решают все" — произнес Сталин сакраментальную фразу, и в ней все слилось воедино. Так как только человек является созидательным элементом на земле и все зависит от него. Если умный — все получается, а если дурак — все рушится. Если смелый — то побеждает, а если трус — то проигрывает. Если имеет патриотические идеалы — то служит Родине и народу, а если их не имеет — то готов служить хоть врагам.
Поэтому думаю, у нас пару лет уйдет на подбор кадров и строительство баз, их оборудование. Да на боевую подготовку, поиск следов миллиардов за границей уйдет тоже год-полтора. В общем, я думаю, к концу 1995 года мы должны быть во всеоружии и иметь 5-6 тысяч великолепно подготовленных бойцов, к этому времени и финансами будем располагать солидными. Вот тогда можно будет веско поддержать общенационального лидера, если он к этому времени появится. Но чтобы не надеяться на авось, надо искать и среди нашего генералитета крепкого мужика, с умом и широким кругозором, без зацикленности на этих коммунизмах и демократизмах с их вонючим интернационализмом.
Еще три часа они обсуждали текущие вопросы, затем перешли к планированию операций по изъятию золота из спецхранов в Тульской области в районе Ясногорска и под Алексином. Уж на что это были люди подготовленные, но даже и они не предполагали, какие сюрпризы их поджидают в Тульской области...
11 мая 1992 года, Калуга.
В небольшом частном домишке, состоявшем всего из двух комнат, что стоял на улице Народного Ополчения на самой окраине Калуги, проживал Страхов Илья Романович, бывший капитан спецназа, воевавший в Афганистане. Это был настолько уникальный человек для военной службы, что его неоднократно перетягивали в "Альфу", но он не хотел покидать своего командира полковника Агафонова и близкого друга капитана Степку Рукатова, непревзойденного снайпера и мастера взрывного дела.
В один из дней в конце 80-х годов, еще до вывода наших войск из Афганистана, к Страхову пришло сразу две беды. Шальной пулей убило полковника Агафонова и пришло известие, что в Фергане трагически погибла вся его семья, жена и две дочери, во время межнациональных беспорядков. Теневые дельцы и местное националистическое ворье, которое в свое время крепко пообщипали следователи Гдлян и Иванов по знаменитым хлопковым делам, теперь спровоцировали массовые беспорядки, насилие, поджоги, убийства милиционеров, чтобы волной этого беспредела запугать местное население и прорваться к власти.
Командир дивизии срочно помог ему вылететь с попутным самолетом в Ташкент. Позвонил и в Ташкент своему другу генералу Керимову и попросил выделить вертолет, чтобы подбросили Страхова в Фергану. На следующий день он был уже в Фергане. Как ни старались соседи скрыть от него правду, он все равно ее узнал. Его жену Таню насиловали шестеро грязных, в замусоленных халатах урода, а затем вспороли ей живот. Изнасиловали и старшую дочку Ирочку, которой всего-то исполнилось восемь лет, она сразу же от шока и умерла, а младшую трехлетнюю Леночку просто придушили. Илья за один день поседел. Соседи помогли ему похоронить жену и дочерей. Все обратили внимание на его лоб, покрытый синими кровоподтеками, но боялись задать вопрос.
А Илья, приехав в первый день из морга в опустевшую и разгромленную квартиру, рыдал, как мальчишка, и бился головой об стену, что не уберег своих любимых. При одной мысли, что какие-то отбросы человечества насиловали его Танюшку, белокурую красавицу, добрую и отзывчивую, которая всегда помогала местным женщинам — и узбечкам, и киргизкам и многим другим — отстоять свои права, получить пособие на детей, правильно оформить необходимые документы, его сердце разрывалось от боли ... А Ирочка, только пошла во второй класс, да и малышку Леночку он почти не видел, проклятая война. За что ему такое наказание, он всю жизнь отдал государству, был дважды ранен в Афганистане, почему власть не сумела защитить его семью? Разве он виноват, что к власти в Кремле дорвался пятнистый ублюдок, импотент, не способный принимать государственные решения ...
Пока мы погибаем в Афганистане, а наших жен и детей насилуют и убивают, он свою сучку ублажает покупкой дорогих бриллиантов в Париже. Вот кого надо уничтожать, как бешеных собак, а не этих туземцев, они что, только инструмент в руках у подлой номенклатуры, детишки которых знают об Афганистане только по телевидению и газетам.
Насилия прокатились не только по Фергане. Илья разыскал детей, оставшихся без родителей. У него уже созрел план. Женщин во дворе он попросил собрать к вечеру всех детей-сирот, а сам поехал в горисполком. Председатель исполкома знал о том, что случилось с его семьей, тем более что ему из Ташкента звонил генерал Керимов, просил помочь. Но на пути к кабинету председателя перед ним встал его помощник. Илья одной рукой неуловимым движением оторвал его тело от пола и обрушил на письменный стол, из приемной все выскочили в коридор. Ворвавшись в кабинет председателя, он крикнул сидевшим за столом:
— Все вон из кабинета!
Вид у него был такой страшный: седые волосы, в кровоподтеках лоб, сверкающие глаза, — что все горохом высыпали из кабинета. Председатель, белый, как полотно, вжался в кресло.
— За надругательство над моей женой и детьми и их убийство, председатель, я должен был бы стереть с лица земли не только этот вонючий город, в котором судьбой мне было предопределено жить, но и всю вашу гнусную воровскую республику. Но я понимаю, что простые бедные люди здесь ни при чем. Во всем виноваты кремлевские подонки, берущие взятки, и ваши воровские кланы, которые эти взятки дают, чтобы в Кремле не замечали, как они грабят свой народ.
Поэтому слушай меня внимательно. Во-первых, я завтра улетаю, но через несколько дней вернусь, чтобы забрать оставшихся детей-сирот, человек 30, больше пока забрать не смогу. К этому времени собери деньги — где хочешь, это будет компенсация за квартиры, которые остаются здесь, детей на что-то надо будет устраивать в другом месте. Подготовь рабочих, я заберу жену и детей с собой, надо цинковый гроб достать, придется везти всех в одном гробу.
И второе, если здесь еще погибнет хоть один русский человек, независимо старуха или ребенок, я прилечу сюда со своей ротой, в живых не оставим ни одного узбека, киргиза или туркмена, и запомни: я слов на ветер не бросаю. Жаловаться бесполезно, приеду — переломаю хребет! Все, действуй и не забывай, что я тебе сказал о русских, хоть сам становись с автоматом и охраняй, ты же власть, вот и употребляй ее, если хочешь остаться живым.
Вечером он сел поговорить с женщинами, собравшими детей. Детей было человек сорок. Но он отобрал только русских детей, их оказалось 28. Девять девочек и 19 мальчиков. Все они были в возрасте от 8 до 13 лет. Илья поговорил с ними, не вспоминая их погибших родителей, рассказал о Москве и о том, что он едет скоро в город Калугу, это совсем рядом с Москвой. Хотят ли они поехать с ним, спросил их Илья, сказав, что у них там будет свой дом, они будут ходить в школу, играть в детские игры ... Дети дружно заговорили, выражая желание поехать с дядей Ильей. А самая маленькая, восьмилетняя Машенька, подошла к нему и, опустив головку, тихо сказала: "Дядя, а можно я буду называть тебя папой?" Илья наклонился к ней и сказал: "Конечно, Машенька, ты будешь моей дочкой". И он подхватил ее на руки, а она обвила ручонками его шею. Скупая мужская слеза предательски скатилась по его небритой щеке. Три женщины, сидевшие в этой большой комнате, тоже вытирали глаза, наблюдая эту картину.