Когда объективный научный анализ отступал перед псевдонаучным догматизмом, а гипотезы, выдвинутые теоретиками социального освобождения, превращались в неприкасаемые догматы, — тогда торжествовали духовный деспотизм и насилие, не оставляющие шансов коммунистам быть теми, кому самой природой вещей суждено служить свободе.
Когда во имя сохранения власти на останках прежних эксплуататорских режимов коммунисты создавали пирамиды новых господствующих классов в лице чиновничье-партийной номенклатуры, — тогда объективность нашего политического мировоззрения крошилась в тисках той примитивной политической культуры и той беспощадной государственной машины, которая способна выхолостить любые революции и любые прогрессивные реформы.
Когда коммунисты предавали идеи интернационализма и принимались строить свои оторванные, закрытые от мира особые национальные модели, — тогда мгновенно возрождались к жизни и шовинизм, и национализм, и вообще все то, чему противится и против чего борется гуманистическая мысль человечества.
Таким образом, историю нашего наследия невозможно трактовать однобоко. Она противоречива, как любая человеческая история.
Да, мы помним, как в 30-е годы сталинский режим выкорчевал и изничтожил ту творческую социальную, политическую, культурную свободу, которая под напором трех российских революций вырвалась на волю из самых глубин царской Империи.
Мы помним, как во времена брежневского застоя новый господствующий класс двуличной партийной номенклатуры цинично раздавил идеи равенства, исключив себя из его принципов, зато сохранив их для строителей БАМа, колхозников, шахтеров, инженеров и вообще всех трудящихся.
Мы помним, как в 80-е годы стараниями той же номенклатуры, разжиревшей в своих национальных вотчинах и возжелавшей суверенитета, было подорвано братство, и люди, еще вчера искренне исповедовавшие идеи интернационализма, вступили друг с другом в испепеляющую схватку национальностей.
Мы видим, что именно эта, самая одиозная, часть властной и репрессивной пирамиды и сегодня доминирует на постсоветском пространстве, бесконечно перераспределяя собственность, культивируя ксенофобию, национальную нетерпимость и размахивая флагом борьбы с коммунизмом и коммунистами.
Но итог коммунистической практики в советский период демонстрирует, в том числе, и мощное сопротивление силам реакции, которые раз за разом пытались погасить вулкан социального творчества, порожденного революционной борьбой, стремились остановить дерзкое шествие поколений, одухотворенных ценностями справедливости и солидарности. Не случайно в самый ответственный момент европейской истории XX века, когда большинство европейских демократий капитулировали перед фашизмом, именно советские и европейские коммунисты вопреки злодеяниям сталинской диктатуры внесли решающий вклад в спасение человечества от коричневой чумы, положив на алтарь победы неисчислимые жертвы.
Отмечая общецивилизационные достижения советской эпохи, важно помнить, что не партократы и не следователи НКВД выдавливали из людей беспрецедентные научные открытия, великие творения культуры, не они проектировали ту величественную архитектуру экономических, социальных и гуманитарных преобразований, которая долгое время служила мощным ресурсом воспроизводства и конкурентоспособности социализма советского типа. Характер и масштаб этих грандиозных преобразований, сама первооснова строя вырастали прежде всего из того мировоззренческого взлета и того духовного энтузиазма, которые охватили самую активную часть общества, стремящуюся к прогрессу и свободе.
И этот социализм оставался актуальным до тех пор, пока его духовные, научные, политические ориентиры и приоритеты не пришли в противоречие с новой эпохой, для которой дальнейшая реализация социальных и культурных потребностей оказалась более немыслима и неосуществима без самых широких гражданских свобод, без открытости и конкурентности. Важно понимать, что это был не только и не столько кризис самого социализма — это был кризис определенного типа индустриального общества, которое в отличие от западных образцов развития развивалось и модернизировалось в догоняющем темпе, скачкообразно, перепрыгивая через объективные эволюционные этапы. Гигантское инвестирование в социальный капитал, в образование, в культуру, в науку, в конце концов, породили в СССР достаточно активный слой общества, который уже не был и не мог быть удовлетворен ни низким уровнем управленческой компетенции власти, ни зарегулированностью политической жизни, ни изоляцией от остального мира. Это был кризис, в котором объективно сформировавшиеся внутри советского общества ценности — индивидуальной и творческой свободы, плюрализма, автономности частной жизни, национально-культурной идентичности, права на информацию и др. — пришли в противоречие с установившимся экономическим, политическим и идеологическим устройством общества.
Ситуация осложнялась тем очевидным обстоятельством, что общество, оказавшееся в условиях системного идеологического и экономического кризиса, не располагало такими сценариями развития, которые могли бы предотвратить катастрофу, предложив органичное сочетание целей демократизации и приумножения социальных завоеваний, цивилизованного рынка и солидарности. Это был кризис роста, который был преодолим, но не был преодолен и, как следствие, завершился крахом.
Государственная бюрократия в полной мере воспользовалась данной ситуацией. Будучи наиболее организованной и сплоченной кастовой структурой, цинично и нагло, без всяких теорий и концепций она сумела реализовать собственную историческую программу — легализовать свой привилегированный статус, обеспечив его активами разгосударствленной собственности. По сути, это был настоящий переворот, не сотворивший ни экономического прорыва, ни демократического перелома, зато, напротив, прочно закрепивший власть наиболее беспринципных и проворных представителей командно-административной системы, но уже в формате нарождающейся управляемой демократии, в обстановке частнособственнического передела, обвального экономического разорения и всеобщего обнищания.
Именно они, типичные представители изжившей себя системы, и стали воплощением того худшего, что было свойственно командно-административному социализму и что, собственно, к социализму как таковому отношения не имело. Именно они были, есть и остаются нашими основными политическими оппонентами, с которыми еще предстоит упорная борьба.
2.3. Новые горизонты и новые цели
Осознавая все эти реалии, мы в то же время видим, чувствуем, понимаем, что наступивший новый век становится как бы прологом к некоей иной эпохе, иной политике, иному осмыслению будущего.
Мы видим, сколь недолговечным оказалось торжество идей абсолютного либерализма, отрицающих солидарность и ответственность общества за личность, ее развитие и самореализацию. Мы видим, сколько бед принесла реставрация политики и практики национальной нетерпимости, особенно в странах Восточной Европы, на Балканах и постсоветском пространстве. Мы видим, сколь примитивной оказывается политика ряда левых и левоцентристских движений, пытающихся порой лишь с большим или меньшим успехом реагировать на возникающие социальные проблемы, но отказавшихся не только от коренного пересмотра путей общественного развития, но и от самих попыток глобального осмысления такого развития.
На весах истории уже взвешены человеческие, моральные, культурные потери не только времен советского коммунизма, но и потери эпохи воцарившегося номенклатурно-олигархического капитализма и сопутствующих ему националистических войн. Оказывается, что потери сопоставимы. Но важно, что сопоставимы не только потери. Сегодня уже понятно, что неисчислимые жертвы советской эпохи не являются прямым следствием развития социалистических и коммунистических идей. Сегодня уже ясно, что столь же неисчислимые жертвы следующей, антикоммунистической, эпохи не являются следствием развития идей демократии, открытости и толерантности. Преодолевая тяжелейшие уроки прошлого, мы не можем не признать, что главной проблемой коммунистической практики были не гуманистические идеи равенства, справедливости, не проводимая социальная политика, а отсутствие демократии, отсутствие доверия к способностям человека принимать решения и нести за них публичную ответственность. Оценивая пережитый опыт последних полутора десятилетий, мы понимаем, что бесконечные беды, обрушившиеся на постсоветские страны, — это не результат того, что возникла многопартийная система, появилась гарантированная законом возможность реализовать свободу выбора. Все это следствие того, что в обществе под камуфляжем гражданских свобод укоренилась система номенклатурно-олигархического господства, лишившая граждан надежных гарантий социального развития.