Глава двенадцатая
Оставайся, мальчик, с нами
От неожиданности Барни захлопал глаза ми, но видение не исчезло. Зато поменялись декорации. Вместо ванной комнаты он обнаружил себя сидящим в удобном шезлонге на берегу океана нереально изумрудного цвета. С привычным ему пляжем нельзя было и сравнивать: мелкий белоснежный песок под ногами, тень от раскидистой пальмы. И его собеседник, облаченный в бордшорты с веселеньким принтом на грани пошлости, расположившийся поблизости в таком же шезлонге.
— Люблю комфорт, — пожал он плечами в ответ на немой вопрос Бориса.
— А ты… точно Океан? — робко спросил Медведев.
— Приятель, если ты призывал Океана и к тебе явился Океан, то с какой стати ты сомневаешься?
— Просто ты похож на человека.
— А как я, по-твоему, должен выглядеть? — хмыкнул парень. — Как полупрозрачный микс тайфуна и водоворота? Могу, конечно, но к чему лишние телодвижения? Лучше говори поскорее, что там у вас приключилось. А то люди в роли собеседников не слишком удобны. Только-только начнут рассказывать интересную историю, и тут же пропадают.
— Титаны вот-вот вырвутся из Тартара. Одни… невежливые товарищи открыли способ заставить человечество грезить наяву и вовсю раскачивают социум. Так что еще немного, и на Земле начнется черт знает что.
— Да ладно! Никогда не было, и вот опять, — хохотнул кудрявый красавец, лениво поигрывая мускулами. — Дайка угадаю, кто подсуетился? Неужто братишка Иапет?
— Он самый, — подтвердил Барни.
— Вот же хамло, никогда порядки и законы не уважал. Впрочем, как и его сынуля Прометей. Представляешь, взял и послал меня, родного дядюшку, куда подальше! Никакого почтения и в помине нет. Ладно, свистну Котту и Гиесу, пусть придут на помощь Бриарею, а то что-то он разленился на посту.
— Гекатонхейрам? А разве они не все вместе сторожат Тартар? — изумился Борис.
— Представь себе, нет. Да и зачем, спрашивается? Девочки наши и так остались на свободе — кто где, а с тем же Иапетом Бриарей вполне справляется в одиночку, если не манкирует своими обязанностями, вот как сейчас.
— А чем же тогда занимаются Котт и Гиес?
— А им пришлись по душе водные процедуры, — широко улыбнулся Океан. — Так что наслаждаются жизнью на полную катушку.
— Как-то это не слишком честно получается, — осторожно заметил Медведев. — Один брат тюрьму охраняет, а другие два тем временем бездельничают в твоем обществе.
— Почему сразу бездельничают? А может, они меня сторожат? — расхохотался Океан. — Не пробовал смотреть на вещи под таким углом? Вдруг мне тоже доверия ни на грош нет? И не переживай за Бриарея, он у нас парень не слишком склонный к общению, а от солнечного света у него болят сорок пять голов из пятидесяти. Так что, когда парни решали, кто станет отвечать за Тартар, выбор был очевиден, в общем-то.
— Подожди, а разве ты не самый главный сейчас? — вдруг дошло до Барни.
— Ха, я на почетной пенсии, спасибо за это еще одному племяннику. Посейдонушке так хотелось быть единственным правителем водных глубин, что я счел необходимым уступить ему свой трон. Пусть развлекается, если хочет. А я немножко отдохну. Трудно, знаешь ли, работать… Как там у вас говорят? Племенным жеребцом! От меня даже жена из-за этого ушла. Шутка ли, мы с ней породили три тысячи дочерей-океанид и три тысячи сыновей-рек. Впрочем, знал бы ты, какая она секси…
Океан мечтательно закатил глаза, а затем продолжил:
— Так вот, Тефида в какой-то момент спохватилась, высчитала нашу с ней плодовитость, помноженную на два, и предпочла покинуть брачное ложе, чтобы не устроить на планете катастрофу из-за обилия всяческой воды. Я ее не виню, что ты! Тем более мы вполне мило общаемся, когда начинаем скучать друг по другу.
— Весело тут у вас, — вздохнул Борис.
— И не говори! — подтвердил Океан. — Но сейчас уже тишь да гладь, даже несмотря на регулярные попытки Иапета выбраться на волю. Знал бы ты, как тут все бурлило и горело, когда родственнички затеяли междусобойчик. Кстати, а что он на этот раз пообещал своим последователям?
— Признаться, я не слишком вдавался в подробности, — покаялся Медведев. — То ли здоровье, то ли вечную жизнь.
— Обманул бы, — отрезал Океан. — Без обид, парень, но он к человечеству относится как к глубоко второстепенному продукту эволюции. Да и не в его это силах, строго говоря. Вот разнести все в щепы — это пожалуйста, хоть сто миллионов порций.
— Почему-то я именно так сразу и подумал, — признался Барни. — Но почему он настолько не любит людей?
— Видишь ли, в чем парадокс, род смертных начался именно с него самого, с его детишек ненаглядных — Эпиметея и Прометея. Это его косяк, его сбой в наследственности. И его дико бесит, когда ему об этом напоминают. Бракодел несчастный!