А потом все понеслось по очередному кругу с той лишь разницей, что Борис ощущал и вел себя как семейный человек что дома, что на работе. Про свадьбу они с Женей еще не говорили, но Медведев твердо решил, что, как только она об этом хотя бы заикнется, он тут же подхватит подругу под руку и отправится с нею в загс. Возможно, это звучало приземленно, но Женя устраивала его со всех сторон, и терять ее общество он не хотел. Слишком близки они стали за прошедшее время. Каждый день он ложился спать и просыпался с мыслями о Жене.
Никогда и ни с одной девушкой раньше у него такого не было. Все его предыдущие пассии предпочитали общаться с ним в стиле адских качелей: то милый котик, я тебя сюси-муси, то, мерзавец, даже не думай, что когда-нибудь сможешь добиться моего прощения. Ни одна из них не выказала желания переехать к нему жить, как только выяснялось, что в квартире, помимо самого Бориса, находится еще и его дед.
Прежде он жил от истерики до истерики, тщетно гадая, что в очередной раз расстроит его подругу и станет поводом для грандиозного скандала. Подарки и деньги спасали, но ненадолго. Порой еще приходилось отплясывать вокруг, пока кривящая губы девица, так и быть, согласится принять его скромный дар в знак своего великого расположения. Просьбы Жени были куда проще и обыденнее. Помыть посуду, пока она готовит суп. Дотащить до квартиры тяжелые сумки из магазина, а то она не рассчитала свои силы и купила слишком много продуктов. Помочь ей развесить пододеяльники и простыни, пока она пристраивает сушиться наволочки и футболки. Да и просить-то не всегда приходилось, потому что Борис со своей стороны пытался предугадать ее желания и всячески облегчить быт.
Было ли чувство, которое он сейчас испытывал к Жене, настоящей любовью? Пожалуй, да. И кто вообще выдумал эту чушь, что, когда люди влюблены, между ними должны кипеть страсти немыслимой силы и накала, а тихое взаимное обожание вроде как и не считается? Медведев попробовал оба варианта, и второй пока побеждал с разгромным счетом. Никаких иных отношений он больше для себя не хотел.
А еще Барни в пансионате заново научился просто спать и видеть сны — разные, иногда совершенно дурацкие и нереальные, но это, пожалуй, было даже хорошо. Он не задавал тему, не пытался во сне решать текущие проблемы, просто отдыхал в свое удовольствие, а то, похоже, за последнее время он уже позабыл, как это может быть весело. Тем более что никто, включая Женю, его не тормошил и в свои сны не зазывал. Почему-то раньше ему казалось, что только осознанные сновидения имеют право на существование и надо стараться не потерять ни секунды из отведенного в грезах времени. Но теперь он наотрез отказывался от идеи проводить каждую свою ночь в таком режиме. Он не желал, следуя назойливой моде, «выходить из зоны комфорта» и «самосовершенствоваться» во что бы то ни стало, хотя бы потому, что пресловутую личную зону комфорта он только-только обрел, заплатив за нее слишком высокую цену.
Так продолжалось где-то две недели, пока не позвонил Вован и не огорошил с места в карьер:
— Игорь в хосписе.
Борис вздохнул. Несмотря на то что Игорь сам когда-то признался ему в том, что болен, при их последней встрече он выглядел настолько бодро, что в подобный исход верилось с трудом.
— Может, ошибка какая-то? Он ведь химиотерапию не проходил, иначе бы у него волос не было.
— Это парик. Он уже полтора года лысый как коленка, стоит повнимательнее присмотреться к его бровям и ресницам, которых уже практически нет. Курс за курсом — и в пустоту, никакого улучшения. А сейчас вот совсем задница настала.
— Печально. А что мы можем сделать?
— Я в одиночку практически ничего. Разве что помогу доставить тебя в его сон. Мы же с ним обменивались паролями-явками своих спален, и я там уже не раз был.
— В его сон? И какой смысл? Попрощаться?
— Не, я не об этом. Помнишь, как ты вытащил с того света Машеньку? Может, и в этот раз получится? Игорь ведь нормальный мужик, не сволочь последняя, это факт. Да, на язык острый, но разве это серьезный недостаток? Жалко его до невозможности. Но официальная медицина тут бессильна, я отдельно проверил. Если сейчас не вмешаться, через месяц, а то и раньше отправится вслед за Констанцией.
— Он ведь меня уже не знает, я для него незнакомец. Кольцо стерло меня из его памяти.
— Да какая разница? — искренне удивился Вован. — Главное, ты можешь попытаться его спасти, потому что надежды на счастливое исцеление просто не осталось. Если он окончательно уйдет, мы уже ничего не сможем поправить. Так что вмешиваться надо прямо сейчас и действовать быстро.