— Володя, ты Библию читал? — задал встречный вопрос Шумилов.
— Нет, только Евангелие от Иоанна, — смутился Строгов. — Все времени нет.
— А ты почитай, спокойно, медленно, вдумчиво от Пятикнижия до Посланий и Апокалипсиса.
— А ты сам читал? — недоверчиво поинтересовался Отрогов.
— Я читал, — с гордостью ответил его собеседник, — и мое отношение к христианству изменилось в худшую сторону.
— Даже так? А «Возлюби ближнего своего», «Не укради», «Не убий»?
— Сначала прочти, а затем спрашивай, — рассмеялся Шумилов, — а заодно почитай книги по истории. Во время татаро-монгольского ига церковь пользовалась огромными привилегиями. И ни разу, заметь, ни разу восстания против монголов не благословлялись церковью. Добавлю, что история про Сергия Радонежского, благословившего Дмитрия Донского идти на Мамая, слегка искажена. На самом деле Дмитрий пошел на Куликово поле вопреки воле митрополита, требовавшего, чтобы князь покорился Мамаю, заплатил дань и распустил войско. Вот так. А Радонежский действовал на свой страх и риск. В случае поражения митрополит вполне мог отлучить князя от церкви, а святого разжаловать в простые монахи.
— Быть такого не может!
— Может. Я тебе дам почитать пару книжек, умные люди писали.
— Так, может, там особые нюансы были, — задумался Строгов. — Сам знаешь, политика.
— Знаю, вот тебе еще один пример, — не унимался Шумилов. — Как известно, святой Владимир построил целую линию крепостей для защиты от печенегов. И все равно кочевники совершали постоянные, разорительные набеги на Русь. Пару раз чуть не взяли Киев. Но до Владимира было только два набега печенегов. Первый раз при Игоре. Князь разбил их так, что целых полвека боялись на Руси появляться. Второй раз набег был при Святославе. И то, орда уже прорвалась к Киеву, взяла город в осаду. Но при первых же слухах о приближении князя с дружиной печенеги драпанули так, что пятки засверкали. И еще 15 лет набегов не было, русские купцы спокойно ездили через степь с малой охраной. Печенеги в походы ходили вместе с русскими. Дань платили. Вот так, а Владимир под Киевом оборонительные линии возводил. И так, пока Ярослав печенегов не уничтожил.
— Так значит, ты против православия?
— Нет, Володя, не против. Я в этом вопросе достаточно демократичен. Я против какого-либо официального контакта с церковью. Пока они публично не покаются за убийства русских волхвов и навязывание крепостного права. И не забывай, у нас в Конституции церковь отделена от государства и признается свобода совести. А это касается и атеистов с агностиками. И с коммунистической идеей мы до конца не разошлись, значит, рано кверху задом стоять.
— Ну ладно, согласен, спорный вопрос. Но не можем же мы жить без государственной идеологии? Десять лет держались на революционной волне, хватит. Дальше так жить нельзя. У нас сейчас черт знает что начинается. Сам вижу, культура падает, появляется культ обогащения. Моральных ограничений никаких. В 91-м мы уже раз остановили страну на краю, но второй раз можем не суметь. И смену надо готовить, а подходящих кадров мало.
— Вот с этого и надо было начинать, — откликнулся Шумилов. Два месяца назад в Плесецке подобный вопрос ему задавал Бугров. Проблема кадрового голода и идеологического вакуума уже давно висела в воздухе. Пока можно было жить на старых, еще догорбунковских ресурсах, но именно пока. — Сложный вопрос. Есть у меня пара идеек, но решать надо всем вместе — ты, Бугров, Анютин, Семенов, Трубников, Прутков. Соберемся и обсудим.
— Ладно, Паша, пошли. Ужин остыл, уже темнеет, — напомнил Строгов, — скоро гости приедут.
— Пошли, — согласился Шумилов и принялся сматывать удочку. Строгов заметил, что вместо крючка к леске была привязана просверленная монета.
— Зажрались рыбы, даже на такую наживку не клюют.
— Надо было рубль привязывать, — рассмеялся Павел. — Ладно, собираемся. Точно охранники без нас весь ужин съели.
Шумилов понимал, что Строгов не просто так завел этот разговор. Вопрос о Большой Идее, о Цели, идеологии, в конце концов, давно был в подвешенном состоянии. Строгов спокойно относился к религии. Человек образованный, долгое время проработавший в КГБ и прекрасно знавший, как создают религии и «святых подвижников». Именно по инициативе Строгова в храме Василия Блаженного каждую Пасху с прошлого года стал сходить божественный огонь. Новое чудо, до этого практиковавшееся только в Иерусалиме, благотворно сказалось на влиянии СССР в христианских странах.
Владимир Петрович сегодня прозондировал отношение Шумилова к этому вопросу и получил твердый однозначный ответ. Значит, впоследствии он не будет предлагать утвердить государственную религию, раз Шумилов против. От Шумилова очень многое зависит. Второй человек на советском политическом Олимпе, в его руках все нити управления огромной страной. Павел Николаевич контролирует производство, бюджетное финансирование, торговлю. Это настоящий премьер-министр в стиле Ришелье, человек, не любящий появляться на телеэкранах, но имеющий огромную реальную власть.
Строгов тоже не последний человек в СССР. У него МВД, он контролирует информационные потоки в стране, у него осталось влияние в КГБ. А самое главное: и Строгов, и Шумилов, и Бугров были старыми друзьями. В отличие от многих подобных случаев, их дружба выдержала проверку властью. Владимир Петрович знал — Паша Шумилов никогда не использует свое положение и власть во вред своим старым друзьям.
«Политика, политика, черт бы побрал эту политику!» — думал Шумилов, приближаясь к охотничьему домику. В кои веки выбрался посидеть на берегу с удочкой, и тут не обошлось без политики! Между деревьями уже виднелся высокий дощатый забор, ограждавший лесной дом от посторонних. В надвигающихся сумерках маяком светились окна второго этажа. В воздухе витал запах дыма и нежный аромат шашлыка. Желудок отозвался громким урчанием, напоминая хозяину о необходимости подкрепиться. Сегодня днем, пока Шумилов сидел на берегу, а Строгов бродил по лесу с лукошком, егерь с ребятами из охраны подстрелили молодого кабанчика. И в данный момент кабанчик жарился на углях, над настоящей жаровней. Никаких сковородок, никаких газовых и электрических плит, только настоящие угли и насаженные на железные, кованые вертела куски свежего истекающего соком и жиром мяса. Божественный ужин, ни одной ресторанной кухне не сравниться. Жаль только, бывает редко. Последний раз такое было в июле, когда маршал Семенов отмечал день рождения.
Ужин удался на славу. Нежное, прожаренное на углях мясо, черный хлеб, квашеная капуста и соленые грибы. Никаких излишеств, как это бывает на торжественных кремлевских обедах.
— Хорошо. Давно так вкусно не ужинал. — Строгов вытер руки салфеткой и откинулся на спинку стула.
— Так приезжайте почаще, Владимир Петрович, — моментально отреагировал заведовавший охотничьим хозяйством егерь Антоныч. — Я тут без людей совсем одичаю.
На улице послышался шум машин. Петр быстро поднялся из-за стола и направился к двери. Шумилов поднял глаза на настенные часы: пять вечера. Все правильно, гости собираются.
— Как там банька? — поинтересовался Строгов.
— Все готово, Владимир Петрович, с обеда топится. И пиво, и квасок в подполе припас, — отозвался Антоныч, не отрываясь от сочащегося салом кабаньего ребра.
— Хорошо. Значит, пусть с дороги перекусят, отдохнут, а затем и попаримся.
— Не тяжело ли будет в бане после такого ужина? — заметил Шумилов.
— Не на пустой же желудок. Пока ты рыбачил, у меня живот от голода свело.
— От правильной русской бани с кваском и пихтовым веничком еще никому плохо не было, — ревниво вмешался Антоныч. Замечание Шумилова его обидело.
— Ладно, ладно. Главное, чтоб к тому времени, как попаримся, вторая партия подоспела.
— Это ты, Петрович, своему охраннику скажи. Никого к жаровне не подпускает. Все сам, и нарезать, и вымочить, и пожарить.
— Не сердись, Михаил Антонович, не сердись, — успокаивающе проговорил Шумилов. — Петро любит готовить. Ему бы в хорошем ресторане шеф-поваром работать, а не в кремлевской охране.