Когда они забрали ее.
В мгновение ока память покинула меня, и я закричал. Ярость пульсировала внутри. Увидев охранника, улыбающегося из-за решетки, я бросился вперед, ударившись плечом о металл. Дверь клетки скрипнула; в страхе охранник отступил назад. Ошейник натянулся еще сильнее, мои вены пульсировали от давления.
Я отступил назад, потом приготовился снова напасть. Как только ринулся в атаку, голос заставил меня замереть на месте.
— Прекрати! — рявкнул женский голос. Сыворотка в моем теле заставляла меня напрячься от голоса моей Госпожи.
Моя Госпожа, которой я должен повиноваться.
Мои глаза опустились в пол, и я увидел, как ее черные ботинки появились в поле моего зрения. Мою кожу покалывало, когда ее рука протянулась через прутья клетки и пробежала вниз по моей груди.
— Уйди! — приказала она охраннику. Я слышал, как он поспешно удалился, оставив нас одних. Госпожа открыла дверь клетки, и я почувствовал, как она вошла внутрь, захлопнув за собой дверь.
Ее пальцы опустились на мою руку и побежали вверх, пока не достигли черного металлического ошейника, который я был обязан всегда носить.
— 194-й, — прошептала она, и ее пальцы коснулись моей щеки. Мне хотелось вырвать ей руки из суставов, свернуть тонкую шею, но сыворотка не давала мне пошевелиться, не давала ослушаться Госпожи.
— Подними глаза и посмотри на меня! — приказала она по-русски, и по команде я поднял глаза.
Я наблюдал за ней. Мои глаза впились в нее. Ее темные волосы были зачесаны назад и собраны в тугой пучок, а суровое лицо смотрело на меня.
Затем она ухмыльнулась. Та самая ухмылка, которую я так ненавидел.
— Ты был в отключке несколько дней, 194-й. Нам пришлось переехать в другое место. У тебя новое задание.
Моя кровь забурлила быстрее потому, что я знал, что должен кого-то убить. Сыворотка заставляла меня хотеть убивать. Когда я убивал, я получал облегчение. Но она не должна узнать, что мне становится легче. Эта сука никогда не должна узнать, что на меня сыворотка действует только временно. Она никогда не должна узнать, что я не стал на 100% послушным, как некоторые другие подопытные.
Госпожа подошла ближе. Ее сиськи прижались к моей голой груди. Ее губы приблизились к моему уху, а ее рука скользнула вниз по моему животу и остановилась на моем члене. Ее теплая рука обвилась вокруг моей плоти. Она начала гладить меня, мой член твердел от сыворотки.
— Ты будешь убивать, 194-й. Ты убьешь, или она заплатит.
Я стиснул зубы от злости на ее угрозу. Госпожа отодвинулась и, глядя мне в лицо, засмеялась. Но ее рука не отрывалась от моего члена, ее крепкая хватка увеличивала скорость, заставляя мое дыхание прерываться.
Госпожа смотрела на меня, ее глаза сияли силой, пока она не придвинулась еще ближе и прошептала:
— Трахни меня. Жестко. Возьми меня, как животное, которым ты и являешься. — Ее язык лизнул раковину моего уха. — Возьми меня, как уродливый зверь, в которого я тебя превратила!
Меня захлестнула волна гнева, когда я практически почувствовал, как длинные шрамы на моем лице и в голове горят от ее слов. Но выполняя ее команду, мое тело качнулось вперед и схватило Госпожу за волосы. Используя всю свою силу, я прижал ее к стене и задрал юбку. Она никогда не надевала белье. Поэтому я раздвинул ее ноги и ворвался внутрь.
Я был грубым и жестким, каким только можно быть — я хотел, чтобы она страдала, но в криках Госпожи не было боли. Суке нравилось. Она любила боль. Пытки. Она любила заставлять меня подчиняться ее воле. Она любила владеть мной.
Госпожа хорошо меня обучила. Всему, что я делал. Убивал. Трахал. Я мог заставить любого ублюдка заговорить.
Крепче схватив ее за волосы и запрокинув голову, я положил другую руку ей на бедро и многократно вбивался в нее.
Я хотел причинить ей боль. Но чем больше я старался, тем больше она сходила с ума от моей жестокости. Ее киска была мокрой, звуки соков в ее влагалище хлюпали по моему члену.
Я хмыкнул от усилия. Влагалище Госпожи начало сжиматься вокруг моего члена. Я хотел, чтобы это продолжалось. Я хотел заставить ее истекать кровью, вырвать волосы и откусить плоть от ее шеи, но она лишь приказала мне трахаться, так что все, что я мог делать, это трахать эту злобную суку.
Мои бедра начало покалывать, давление от освобождения побежало вверх по спине. Почувствовав, что я готов кончить, Госпожа приказала:
— Не кончай, пока я не скажу, животное!
Моя челюсть сжалась от ее команды, но мое тело подчинилось, мои яйца были полны и болели от необходимости кончить. Я вонзался в нее сильнее, дыхание Госпожи участилось. Агония пронзала пах и член от невозможности найти освобождение, но я принял это. Эта боль будет питать мою месть, когда придет время.