Да оно и понятно: банкирские дома Келуи, Медьяно и Зальяни предпочитали рассчитываться с клиентами именно золотом, которое было на севере в большой цене еще со времен старой империи, а в наши дни безостановочным ручейком текло в руки предприимчивых дельцов с островов Солнечного архипелага. Что удивило, так это вырученная за жемчуг сумма. На первый взгляд в кошеле оказалось никак не меньше пяти дюжин монет.
Микаэль отпил вина и подтвердил мою догадку:
— Жемчуг был отборный, один к одному. Уж не знаю, насколько облапошил меня ювелир, получилось выжать из него по пятнадцать монет за штуку. Итого…
Маэстро Салазар запнулся, припоминая общую сумму, и я подсказал:
— Сто восемьдесят дукатов. Надо было часть суммы взять серебром.
Микаэль только руками развел.
— Ну извини, мог предупредить заранее!
— Не подумал, — вздохнул я и кинул подручному один из увесистых кошелей. — Держи. Твоя доля. Только все сразу не спускай. До Ренмеля путь неблизкий.
Маэстро Салазар отсалютовал мне стаканом, мы выпили вина, и я отсчитал дюжину золотых дукатов, а остальные вернул в кошель и затянул тесемки. После разделил монеты на две равные стопки, намереваясь одарить ими Уве и Марту, и приступил к расспросам.
— Что говорят в городе?
— В городе? — вскинулся Микаэль. — Да это не город, а натуральное змеиное кубло! Ты только посмотри на мой плащ! Посмотри-посмотри! Я ведь никого не цеплял, даже шуточки о бороде мимо ушей пропускал! Точно-точно! Меня зарезать хотели!
— Грабители?
— Какой! — всплеснул руками маэстро Салазар. — Еще до визита к ювелиру зашел промочить горло в одно заведение, и сразу — драка! А ведь не трогал никого и даже косо не взглянул. Я был добр и благостен, поверь!
Я поверил и потому предположил:
— Думаешь, проследили от имения?
— Да нет, говорю же: кубло! — выдал Микаэль и пояснил. — Тут все друг с другом на ножах, понимаешь? Этот твой граф, к слову, от остальных нисколько не отличается. А меня за бретера на чьей-то службе приняли. У южан репутация вполне определенная сложилась, вот и решили на зуб попробовать.
Как оказалось, дворянские семейства Грахцена связывали не только кровные узы, но и кровная вражда. Правящая династия искусно играла на отношениях аристократов, исподволь стравливая их между собой, стычки в городе и даже нападения на чужие родовые гнезда были делом обычным и привычным. Очень условно можно было выделить три коалиции, при этом среди союзников шла ничуть не менее жесткая борьба за власть, просто вместо шпаг и пистолей в ход шли интриги и яды.
— Твой граф… — Микаэль отвлекся хлебнуть вина, вытер губы ладонью и продолжил: — Он из журавлей, но помимо всего прочего его прадед был бастардом тогдашнего монарха, причем бастардом признанным. В нашем хозяине течет королевская кровь.
— Черный святой символ! — Я вдруг сообразил, что именно означает наличие на гербе этого геральдического элемента. — У правящей династии звезда белая, бастарда пометили черной!
— Черной… — с непонятной усмешкой произнес маэстро Салазар. — Помнишь, я говорил, что граф подкрашивает бородку? Так вот, нынешний король, как и все его предки до какого-то там колена, — черноволосые, а магистр — шатен. Приходится бедолаге мучиться с париком и краской, дабы соответствовать венценосным родичам. Печаль-печаль.
Я посмеялся.
— Ничего смешного, — цокнул языком Микаэль. — Только за последний год на имение нападали дважды и было еще несколько стычек в городе. Графа полагают выскочкой, а его выбор ученой стези — проявлением слабости. Нравы здесь простые до безобразия.
— И все это ты узнал в первом попавшемся кабаке?
— Что значит — в первом попавшемся? — фыркнул маэстро Салазар, сдвинув на край стола опустевший кувшин. — Специально искал, где наемный люд собирается. Эта публика, сам понимаешь, ни один слух не пропустит. Иной раз сплетня жизнь спасти может, а то окажешься не на той стороне — и пока-пока.
— А сцепился с кем?
Маэстро Салазар лишь отмахнулся, я настаивать на ответе не стал и вместо этого спросил о герхардианцах.
— В здешней миссии ордена помимо приора полдюжины послушников и ловчий с парой братьев на подхвате. Несерьезно.
— Ну хоть так, — вздохнул я, раскрыл еретическое сочинение, но приступить к чтению помешал заглянувший в гостиную дворецкий. Его сиятельство приглашал спуститься на ужин.
Граф Хирфельд был мрачен словно туча, его домочадцы боялись и слово вымолвить, трапеза прошла в гробовой тишине. После хозяин имения пригласил меня в кабинет и посетовал на отсутствие каких-либо подвижек в деле.