***
Обвинение Райану Коулу предъявляют тем же вечером, вместе с ордером на арест, и увозят прямо с рабочего места. Все его попытки оправдаться, растерянные взгляды, ищущие поддержки... И ни грамма понимания. Этот сукин сын так и не понял, за что ему мстят. Да что там, он не понял даже, что ему вообще мстят! Это портит триумф, притупляет остроту удовольствия. Ну да ничего, когда окажется в одной камере с Корги, поймёт, что к чему. А если нет, я сам приду и доходчиво ему объясню. Он должен прочувствовать всю гамму эмоций, когда узнает, что его дочь стала подстилкой. Моей подстилкой.
***
Когда я возвращаюсь с работы домой, ты встречаешь меня как ни в чём не бывало. Значит, мамочка решила пощадить твою только-только начавшую восстанавливаться психику? Это значительно упрощает мне задачу. - Дик, это что? - выхватываешь из рук пакеты и, распаковав, удивлённо смотришь на бутылку детского шампанского. Персикового. Не смог удержаться, люблю символичные жесты. - Смотри дальше, там ещё куча всякой вредной, но вкусной еды. - На ходу скидываю ботинки и пиджак. - Тебе надо в душ? - Нет, я уже была, - заглядываешь в приоткрытую дверь и замираешь, рассматриваешь меня, пока я не делаю вид, что удивлён твоим поведением. - Я... Мы что-то празднуем? - Просто захотелось. Киваешь и быстро уходишь, захлопывая за собой дверь. Ледяные струи бьют по коже тысячей маленьких кинжалов, будят нервные окончания. Думаю, не могу не думать. Так давно этого ждал, так почему сейчас сомневаюсь? Успел привыкнуть к этой безоговорочной покладистости? К преданным глазам, улыбке только для меня, запаху, присутствию в моей жизни? Мне начинает нравиться та Майя, что находится сейчас рядом со мной? Со всей силы ударяю кулаком по кафельной стене, сбивая в кровь побелевшие костяшки. Смотрю на алые ручейки, исчезающие под напором воды, едва появившись. Ударяю ещё раз. И ещё. Пока боль не становится действительно ощутимой. И даже так она в тысячекратном увеличении и близко не будет похожа на то, что испытала Кэти в ту ночь. Я помню. Она доверяла своей лучшей подруге. Пришла поддержать. Искренне верила, что ничего не произойдёт, а если бы была такая вероятность, то ты не стала бы подвергать её опасности. Её предал один из самых близких людей. Обрёк на страдания. Я помню. Возможно, Кэти уже никогда не сможет подпустить к себе мужчину, довериться, полюбить. Обзавестись семьёй, мужем. Возможно, она даже от меня теперь будет шарахаться. Представляю, как сестрёнка в страхе отталкивает меня, как её глаза наполняются ужасом и отвращением. Это помогает. Представляю каждую её бессонную ночь и каждую - твоего глубокого сна, с тех пор как я окончательно перебрался сюда. Представляю слёзы мамы, в ушах раздаются её рыдания. Я как будто рядом, вижу, как она храбрится, чтобы не раскрыть Кэти, как ей на самом деле тяжело. Наша малышка не простит к себе снисходительного отношения, в этом она пошла в отца. И маме приходится каждый день искусывать губы в кровь, ногтями впиваться в нежную кожу ладоней. А ночевать в больнице и слышать, как её дочь мучается кошмарами, так же невыносимо, как и сидеть одной в огромном номере люкс, когда безопасная доза снотворного не даст уснуть, а если выпить хоть на таблетку больше, то... Коулы совершенно не сражались за тебя со мной. Я вытеснил их из твоей жизни с пугающей лёгкостью. Ты не нужна им. Возможно, и не была. Так почему бы тебе не умереть тогда? Пять насильников точно затрахали бы тебя до смерти. Перед глазами встаёт осунувшееся, посеревшее лицо отца. Человек, могущество которого за одну ночь превратилось в пыль. Который обладает всем, но не может получить то, чего на самом деле хочет. Повернуть время вспять. Я бы тоже хотел. Вспоминаю наш семейный пикник прошлым летом, ровно год назад. Мы, как всегда, выбрались к реке: мама, папа, я и Кэти. Расстелили огромный клетчатый плед, достали гору наготовленной накануне еды, бадминтон, воздушных змеев. Веселились весь день. Родители снова были молодыми, а мы снова были всего лишь беззаботными детьми. Мы были по-настоящему счастливы тогда. Но больше это никогда не повторится, соберёмся мы через год, пять лет, десять... Они лишили нас счастья, а я лишу его их. Всех.