***
Почему, почему, почему? Почему я стою около этой треклятой двери и не могу её открыть? Почему вместо того чтобы ворваться туда, как всегда, как все дни до этого, я стою, приперев лбом холодную пластиковую поверхность? Руки трясутся, как у пропойцы из подворотни, а во рту мерзкий привкус. Словно я переполнен отбросами изнутри. Я что, боюсь? Боюсь тебя, маленькая тварь? Боюсь того, что ты раскроешь меня перед врачами и следователем? Откроешь свои огромные бэмби-глазки и начнёшь исторгать из зажившего - моими же стараниями - ротика слова о том, как я мучил тебя всё это время? Чушь. Стискиваю зубы, упираюсь лбом сильнее и, отступив, резко открываю дверь. Ты вздрагиваешь, даже почти подпрыгиваешь, сразу за всех: и за медсестру, недовольно на меня покосившуюся, и за врача, слушающего через стетоскоп твоё участившееся дыхание, и даже за Стэна, стоящего в тёмном уголке незаметной тенью. Всегда удивлялся, как такой бугай может при желании становиться абсолютным невидимкой. Закрываю за собой дверь, осматриваюсь. Ни матери, ни отца. Хороша семейка. - Они уже ушли. Тихий голос Стэна заставляет едко ухмыльнуться. Они настолько боятся со мной встретиться? А к родителям моим уже приходили, ползали в ногах, судя по рассказам горничной. Даже к лучшему, что меня не было тогда дома, иначе просто растоптал бы их, как уличных шавок. Твой невозможный взгляд задерживается на мне совсем ненадолго. Невозможный - потому что в нём намешано столько чувств сразу: страх, надежда, вина, боль, радость, непонимание... Радость? А я-то как рад, если бы ты знала. Не могу. Просто не могу оторвать от тебя взгляд. Был здесь, смотрел только вчера, а кажется, будто этих недель и не было. С каждой секундой возвращается прежняя Майя. В повисшем молчании мои мысли кричат. «Не смей! Не смей становиться прежней. Ты не имеешь права. Тебя больше нет!» И ты слышишь. Втягиваешь в себя этот крик с каждым рваным вдохом, пряча его внутри раньше, чем услышит кто-то ещё. И всё больше сливаешься с больничной робой. Даже понимая, насколько это бесполезно, пытаешься спрятаться от меня. Маленькая трусишка. - Здравствуй, Майя, - от долгого молчания голос хриплый, надтреснутый. Как нельзя более подходящий под ситуацию. Ну разве не прелесть? Ты снова осторожно поднимаешь на меня свои огромные глаза. Раньше они были небесно-голубыми, и Кэти говорила, что даже в самый пасмурный день достаточно просто посмотреть в твои глаза, чтобы увидеть ясное небо. А теперь небо затянуто тучами, стальное от атомного взрыва внутри сознания, без надежды на просветление. Поражение слишком сильное и уже пропитало ядом внутренности. Так мне нравится больше. Подхожу осторожно, словно дикий зверь к добыче. Словно добыча, сама идущая в лапы к хищнику. За эти несколько шагов мы бесконечное количество раз успели поменяться местами. Но в итоге хищник я. А ты кусок мяса, который, прежде чем съесть, надо хорошенько приправить. Так кормят скот на убой. Берут совсем маленьким, растят, заботятся, а потом отрубают голову - и в духовку, аккурат к праздничному столу. Хватаешься за край покрывала, которое служит одеялом, быстро кидаешь взгляд на ободряюще улыбающегося доктора и говоришь первые, самые первые новой тебя слова: - Здравствуй, Ричард. Нет, не говоришь, а скорее царапаешь воздух. Твои связки были сильно повреждены, так много ты кричала тогда. И теперь понадобится время, чтобы голос снова стал прежним. А когда-то ты любила петь, помнишь? - Что ж, мы, пожалуй, пока пойдём. - Хоуп разминает затёкшие плечи и устало плетётся на выход. - Мистер Стэнфорд, вы можете побыть с мисс Майей, пока я буду разъяснять полицейским, что сейчас ещё слишком рано для допросов. Надеюсь, потом мне не придётся ещё и вам объяснять, что время для посещений пока что тоже будет ограничено. Киваю, даже не обернувшись. Понимаю, что мы одни, лишь по почти бесшумному щелчку двери. Прокашливаюсь. - Дик, а не Ричард. Я не люблю это имя, да и тебе так будет проще. Прежняя уверенность возвращается с каждым удаляющимся шагом врача, с каждым твоим затравленным взглядом. Боишься? Правильно боишься. Но осознание вины тебя уже не спасёт. - Хорошо, - снова царапанье, меньше всего похожее на человеческий голос. Отмечаю про себя, что время есть в любом случае, пока связки не восстановятся. Так уж и быть, я даже помогу в этом. Больше мы не говорим. Ты - потому что больно и потому что нечего. Я - потому что злоба топит изнутри и потому что слишком много. Наша первая встреча с новой тобой больше похожа на бесконечные часы предыдущих недель. Разве что руки: большие - в карманах брюк, маленькие - намертво вцепились в покрывало. Вот и вся разница.