ь руками - тебя, видимо, успокаивает, а меня наоборот раздражает. - Тебя не было последнее время... Видно, что каждое слово тебе даётся с трудом. Врождённая неуверенность борется с приобретённой жадностью. Или наоборот? Ты, Майя, всегда была жадной, непомерно жадной, но сейчас, потеряв всё, как никогда раньше не уверена в себе. И моей дорогой Кэти, которая всегда защищала, теперь рядом нет. - Я обязан приходить каждый день? - Выходит, возможно, холоднее, чем нужно. Внутренне одёргиваю себя. - Нет, но... ты раньше... Я хотела бы, то есть... Ты можешь приходить, когда захочешь! Окидываю беглым безразличным взглядом худую фигурку, задерживаюсь на лице. Ты сейчас похожа на пламя догорающей свечки: робкое и в то же время отчаянно цепляющееся за каждую молекулу кислорода вокруг. Я - твой кислород, Майя? - Возвращайся в палату, тебя родители ждут. Хочу уйти, но ты своим почти криком останавливаешь. - Прости, что подслушала, я не хотела, н-но... - под моим взглядом твоя шея, кажется, втягивается, как у страуса. Ещё немного - и точно ударится головой в бетонный больничный пол. Подслушивала, вот как. Значит, согласна быть собачонкой, заменяющей мне Кэти? Подойти вплотную и провести вдоль мягких светлых волос - контрольная проверка. Жмуришься, но не противишься. - Возвращайся. Я пока схожу в кафетерий, только с работы и голодный как волк. С притворным вздохом ухожу, и ты никак не можешь видеть довольной ухмылки, не сползающей с лица всю дорогу до кофейного автомата. Да, Майя, правильно. Становись ручной. Только моей ручной зверушкой. Позволяй гладить себя по голове, чесать за ушком. Убегай из палаты вслед за мной в страхе, что я не вернусь. А всего-то столкнулся нос к носу с твоими родителями. И даже не так сильно накрывает, как я ожидал. Я не стал добрее, нет. Просто усталость и напряжение стальными канатами парализовали тело. На работе отвлекаюсь от мести, а когда мщу, на время отвлекаюсь от работы. Но никогда не отдыхаю. Даже не сплю толком. Просто не могу заснуть, как бы вымотан ни был. Снотворное не пью из принципа - не хочу становиться пассивным наркоманом. Тонкий аромат кофе щекочет ноздри, насмехается. Не наркоман, как же. А это не седьмая кружка за день. Удивлённо вздрагиваю, когда миловидная продавщица протягивает мне маленький пластиковый коробок. Мёд. А я даже ещё попросить не успел. Понимающий взгляд и тёплая улыбка заставляют улыбнуться в ответ. Да, если бы всё было так, как она считает, то это была бы прекрасная сказка. Когда я наконец поднимаюсь на четвёртый этаж, родителей Майи уже нет, но у палаты стоят два офицера. Значит, пришло время для разговора. Или нет. Хоуп буквально выталкивает следователя из палаты и с неприкрытой злобой налетает на всех них сразу. - Сколько раз я вам говорил, что мисс Коул сейчас нельзя беспокоить по пустякам?! - Оказывается, врачи тоже могут быть пугающими. Бедный коп совсем тушуется, но, услышав про пустяки, возмущённо багровеет и смешно выпячивает нижнюю губу. - По-вашему, следствие - это пустяки? Наказать виновных - это пустяки? - и без того высокий голос срывается на писк, что совсем не вяжется с его вытянутой фигурой. Может, поэтому Хоуп даже бровью не ведёт в ответ на это заявление. - Если бы это хоть как-то помогло мисс Коул выздороветь, я бы сам первый её допросил. Но вы хоть сто раз их засадите, того, что они сделали с ней, это не изменит. Что-то внутри начинает неприятно ныть от его слов. Он словно говорит не следователю, а мне. Не про насильников, а про Майю. Не хочу слушать. И слышать. Стэнфорды от задуманного никогда не отступают. - Но мисс Коул уже практически здорова, я слышал, её родители даже настаивают на выписке! Хоуп устало потирает переносицу и обращается к копу как к человеку с явным отставанием в развитии: - Физически - возможно. Но не душевно. Её психологическое состояние крайне нестабильно, и будь моя воля, она бы осталась здесь ещё как минимум на три месяца. Не думаю, что её родители понимают, что делают. Оглушает. Словно контузия от взорвавшегося под боком снаряда. Пока Майя здесь, она полностью в моих руках, но что будет, если она вернётся к родителям? Как тогда не вызвать подозрений? Не в самом же деле врать про неземную любовь. Я рассчитывал на большее количество времени. Тело поддаётся импульсу, и я буквально разрываю пространство между продолжающими препираться мужчинами, закрываю дверь палаты с другой стороны на замок. Ты вскидываешься и испуганно-вопросительно смотришь. А я с трудом подавляю желание замотать тебя в простыню и унести куда подальше. От не в меру дотошных врачей, от подглуповатых копов, от назойливых родителей. Но вместо этого кидаю на колени коробочку с мёдом. - Сегодняшняя порция. Чай забыл, извини. Сажусь не на кресло, как обычно, а к тебе на койку - так, что хрупкие лодыжки упираются мне в бедро. Словно током прошибает даже сквозь одежду. Чёрт. Полуоборачиваюсь и внимательно наблюдаю за каждым твоим действием. Рассеянная. Что с тобой? Спрашиваю про себя, не вслух. Слежу за дрожащими пальчиками, только с пятого раза подцепившими цветастую обёртку, за глазами, смотрящими куда угодно, но только не на меня. Справляешься с верхушкой и откладываешь её на коленку. Замираешь, когда я забираю её, чтобы облизать. Привычка, оставшаяся ещё от студенческой жизни с Лайэлом. Он всегда выбрасывает крышечки от йогуртов, десертов, варенья, а я не слишком люблю сладкое, и его доза на таких крышечках для меня самое оно. - Ты совсем как... - запинаешься на полуслове и снова упираешься взглядом в простыню. Совсем как кто? Совсем как Кэти? - Я слышал, тебя выписывают. Поздравляю, - нарочно растягиваю слова, откидываюсь на койку, не обращая внимания на то, как ты отшатнулась. - Да. - Где будете жить? Вокруг меня снова небо, затянутое тучами. Теперь уже смотришь прямо, не уводя взгляд. Нет, тебе не показалось, в моём голосе действительно издёвка. Не знаю, куда деть разочарование и злость, так что готовься. - Не знаю... Я вообще не уверена, что хочу куда-либо идти. - Дело в доме или в них? Медленно окунаешь пальчик в тягучую сладость и смотришь, как она стекает вдоль ногтя по фаланге. - И в том, и в том. С тех пор как ты стал приходить реже, они - чаще... Им стыдно смотреть тебе в глаза... А тебе не стыдно? Они умоляли о прощении мою семью, но даже не подумали попросить его у тебя? И ты не простила. Не знаю, понимаешь ли ты, но даже если бы они повторяли: «Прости нас» - круглосуточно, твоя реакция осталась бы прежней. Совсем как у меня на тебя. - У меня есть квартира в городе. Я редко там бываю, если хочешь, могу уступить её тебе на время. Ты словно не здесь. Я чувствую жар твоей кожи, но ты далеко. Осторожнее, чем обычно, настороженней. Обдумываешь. Что? Причины моего поступка? Так резко изменившегося отношения? Или того, что это будет значить для тебя? Ну же. Я уже внутри, помнишь? В этих молчаливых часах рядом, в продуваемой холодными ветрами крыше и обрывистых разговорах, в коробочках мёда. В затаённой жестокости, которую ты принимаешь за доброту и заботу. В отсутствии родителей рядом. Всегда рядом только я. Как гарант того, что ты жива. Что ты ещё можешь жить. - Я была бы очень рада... благодарна, - поправляешь себя уже совсем тихо: мне приходится наклониться, чтобы расслышать. Вдыхаешь мой запах полной грудью, и от меня не скрывается удовлетворение в глубине твоих глаз и чуть несмелой улыбке. Да, я уже твой кислород, наслаждайся мной. «Перед смертью не надышишься». Но мы ведь не узнаем, пока не проверим, правда?