Запомнились вечера на кухне — Берзе готовила, а мы или помогали по мелочи, или просто сидели на скамеечке у огня — только женщины, Жером уходил на ночь к семье. И просто говорили о том, как прошел день или рассказывали сказки и страшилки, но больше пели — я просила. Слушала тихие колыбельные и другие песни — со смыслом, больше похожие на баллады… Сама в исполнители не лезла, со школы помнила только Марсельезу да детскую песенку про крокодила, а репертуар любимой Лары Фабиан просто не потянула бы — Adagio… Je t'aime…
Больше того — я старалась гнать из своей головы и те слова, и мелодии тоже. Боялась что воспоминания захватят и я пропаду… расплачусь, расклеюсь. Потому что все еще не видела себя здесь…чувствовала инородным телом.
А музыка… раньше я даже не представляла сколько места она занимает в нашей жизни. А теперь скучала… совсем разлюбила тишину. Хотелось музыки и хотелось юмора, шума, суеты, электрического света и даже автомобильной вони хотелось! Ностальгия накрывала и не раз — жестко, до боли в грудине, до дыхательного спазма! Нельзя мне больше туда? Нельзя… я понимала. Ну, тогда хотя бы прогулку в ближайший город? Скромный такой утешительный приз.
Но, упрямо глядя мне в глаза, Жером озвучил запрет хозяина на любое моё передвижение за пределами Pavillon de chasse — охотничьего домика и лужайки перед ним. И напомнил, что запрет этот действует до сих пор, а отменить его может только мсье Астор. Муж не любил Маритт…
Так что все мои надежды на светлое будущее были связаны с младшим дю Белли. Только с его приездом что-то сдвинулось бы с мертвой точки, а для меня появилась бы хоть какая-то ясность. Впору было начинать молиться, чтобы штормов и пиратов не случилось.
Сказать, чтобы я совсем за этот год одичала, нельзя, у нас бывали разные люди — родня женщин и управляющего, работники… Но перспектива моей жизни не просматривалась с этого места от слова совсем. И отбыв очередной день, уже засыпая на набитом свежим сеном матрасе, я пыталась понять — а на фига я вообще здесь и какой в этом смысл…?
Телега в очередной раз подпрыгнула на выпирающих из земли корнях.
Резко вынырнув из воспоминаний и почти сна уже, я машинально обобрала с юбки солому и оглянулась вокруг — мы ехали по дубовому, старому и просто роскошному в своём величии лесу. Запахи — с ума сойти! И ни одной сухой веточки на земле или стволах — все подбирается, все идет в дело.
Солнце уже не прыгало в ветках над головой, не лезло в глаза и не слепило. Но они все равно болели и на виски давило — нужен был полноценный отдых. И я решила отвлечься и заодно постараться разговорить сержанта — информация нужна была, как воздух.
Уставилась ему в спину, собираясь с мыслями и заулыбалась — и не седина совсем… Скорее всего, виски темного паричка сержант присыпал мукой. Спереди совсем короткий парик почти не был заметен, а вот сзади из-под шапки выглядывали тугие завиточки. Вроде и ничего смешного, всё правильно — наголо бритый солдат вшам не интересен, а сам парик легко стирается. Но я еще не успела к ним привыкнуть — Жером не носил и прибывший из Нового Света деверь — тоже.
Тихонько окликнула мужчину:
— Мсье Гаррель, не откажите в любезности ответить на один вопрос.
— Что вы хотите знать? — не поворачивая головы, недовольно отозвался мужчина: — Скоро будем на месте и сразу пройдете в домик. Закроетесь изнутри и отоспитесь с дороги. Я велю принести еды, но из общего котла — специально готовить для вас никто не будет.
— Спасибо… если не трудно, то еще и ведро горячей воды, — предвкушала я будущие маленькие радости, — а как у вас обстоит дело с болезнями и военными действиями?
— Работы боитесь? — буркнул сержант. И тут я как-то вдруг и с облегчением поняла, что можно говорить не витийствуя, без куртуазного словоблудия — военные всегда любили прямоту и краткость. Так и ответила:
— Нет, работы я не боюсь, но хочется знать сколько ее будет и когда приступать. Те трое раненых — ваши? Ранения огнестрельные… И часто случаются стычки?
С кем — спрашивать не рискнула. Французы — воинственная нация и раньше, в нашем мире они воевали почти постоянно и в основном с Англией. Но сейчас англичане отпадали — тогда театр военных действий находился бы западнее — Нормандия, Бретань… Так кто у нас враг?