Потерянно уставилась в темноту и с облегчением обмякла — сон, блин! Просто сон… Вообще первый раз такое. Сердце потихоньку успокаивалось, рядом никого не было, и только запахи… сильный запах мужских духов — резкий и яркий. Я заворочалась и села в кровати — мозги работать не желали, сознание возвращалось медленно. Но что замерзла, чувствовалось и я стала шарить рукой, пытаясь найти край плаща и укрыться. Так… уютненько завернуться в него и снова… опять спать. Дальше. Долго.
Укрываясь, обнаружила вдруг, что ноги голые и живот тоже, и холодно мне было именно там. И уже осознанно проведя по внутренней стороне бедер, почувствовала на ладони липкую влагу. Размазала ее, не понимая… месячные, что ли? У Маритт они были. Подняла пальцы к глазам и к носу… Хоть глаз выколи — темно! А вот нос работал… и до меня тихо доходило. Этот запах знает каждая женщина — острый и пряный запах мужской спермы.
Спермы…
Дальше я уже точно проснулась и дальше был ад. Представить не могла, что может накрыть так… Та массовая женская истерика в гардеробной — вообще ни о чем. Для меня и на меня обрушилось и придавило все разом — весь мир, жизнь, смысл, надежды и планы, вся вера в Бога и людей, которая еще оставалась!
Дыра внутри затягивала и засасывала, впереди — мрак беспросветный! Ничего святого в мире, ничего хорошего для меня — проклята! Нет — убита! Добили, суки…доконали. Я давилась, рыдала в подушку и задыхалась в ней — до спазмов и судорог! А потом ржала, как … туда же — в подушку и до икоты. На удивление, что-то еще контролируя — почему-то важно было, чтобы меня не услышали — никто. Это только моя беда! Снова беда.
А ржала… вспомнилось тут — «спит Розита и не чует, как на ней матрос ночует. Вот пробудится Розита и прогонит паразита…» Меня трясло и колотило в истерике, челюсть свело, зубы не хрустели и не ломались только потому, что закусила ими ткань… Не, ну бред же! Ну не может быть, не со мной…
Сколько так колбасило? Без понятия — пока силы не кончились. И я снова провалилась в сон — спасительный, тяжелый, почти беспамятство.
Утром, или днем уже, проснулась и какое-то время просто лежала, не двигаясь и мрачно глядя в потолок. Обдумывала. Беременности не боялась — Маритт выгнали из замка дю Белли в ссылку за бездетность. Пять лет — с семнадцати и до двадцати двух, она не могла дать мужу ребенка. Вот и турнул её в чем была. Там уже одевали и обували служанки. И содержание на охотничий домик не стало больше ни на один су. Приезжал, правда и насиловал, открывая перед этим окно — жирному старому борову всегда было жарко. Так и сдох на ней, облевав и жену, и постель. Только это и спасло потом уже меня от суда — признаки апоплексического удара… Естественная смерть.
Почему она выкинулась в окно — непонятно. Может не поняла, что умер? Иначе не стала бы. Была бы в уме — не стала. Спасалась, наверное. Как и у меня — последняя капля, просто не вынесла больше. Но под окном в лодке сидел Жером — подслушивал… сука, как выяснилось. По этим подробностям иронично прошелся потом младший дю Белли. Жером выхватил тело, но все же не успел — Маритт больше не было. Была я — чтобы сделать то, чего не смогла она. Я тогда надеялась, что в этой мистической рокировке есть какой-то смысл. Решила, что именно такой.
Теперь нет — не надеялась уже и не верила. И лежа на плаще Гарреля, всерьез рассматривала вопрос самоубийства — расчетливого и осознанного. Самоубиться было чем…
Астор дю Белли тогда предложил мне выбор — монастырь или ссылка в домик в средневековой деревеньке где-то в Бургундии. Я уточнила на всякий случай:
— Новое замужество для меня невозможно? — д-Артаньян вдруг как-то не к месту вспомнился… Атос. Понятно, что ассоциативный бред, но не все же здесь моральные уроды? И не все — старики.
— Ну почему же? — оскалился он, потирая руки. Он все время тер их одну о другую — мерзкая привычка!
— Можно и замуж — за того конюха, под которого брат подкладывал вас… мадам, чтобы вы все же понесли, а наследство и титул достался не мне и моим детям, а вашему ублюдку.
— А… моё приданое? — упорно выясняла я пределы своих возможностей, потея от ужаса и стараясь не зацикливаться на новых подробностях жизни Маритт.
— Ну… насколько я знаю, это кровь Лантаньяков и детородное чрево, — тер он руки.
— И что — вы вот так и отправите меня в Бургундию нищую и в обносках? И с документом на руках, где я — вдова дю Белли?
— Мне женские тряпки не нужны! — отрезал он, — возьмете из замка все, что посчитаете нужным — из одежды. Но назло братцу — он так ненавидел вас… Можете просить еще что-нибудь, а я подумаю. Какое приданое вы хотите? Чтобы унести в руках, не больше того. Не украшения — они остаются в семье.