— Можно я сделаю кое-что по своему усмотрению? Ничего такого — страшного. Это имеет прямое отношение к вчерашнему разговору и учению Авиценны… — подстраховалась на всякий случай.
Дешам медленно, будто даже задумчиво кивнул, внимательно глядя на меня:
— Но всё только с моего разрешения и под моим присмотром. А сейчас перекусим. Я еще не ел сегодня, вы тоже.
Да и ради Бога! Под присмотром даже лучше. Я не знаю где тут что, и не планировала ничего криминального.
Кормили чем-то наподобие густого кулеша. Еще мы получили по куску сухого сыра и ржаной хлеб. Я смотрела на хлеб задумчиво… доктор наблюдал за мной. Запили все водой.
Взгляды Дешама были мне непонятны. Вкусовые ощущения? Ничего — съедобно, только кусочки мяса я разварила бы лучше — говядина была жестковата. Вчера было вкуснее — тушеная капуста со свининой. Ну, будет вечер, будет пища. Кормежка — два раза в день.
А потом я сделала то, что планировала — в котле над костром кипели в щелоке простыни[1]. Те самые — из сундука. Мы брали их концы на палки и развешивали на веревках для просушки, потом топили в котле следующие. Рядом «варился» инструментарий — уже наш общий, который я планировала завернуть в кусок чистой ткани. Её можно будет просто развернуть на столе, не касаясь всего остального. Дальше подошла очередь шовного материала… я разглядывала иглы и показывала доктору хирургические узлы, используя технику среднего и указательного пальца.
Кончилось тем, что за сучок была зацеплена веревка и на ней мы около часа демонстрировали друг другу разные техники.
— Жак… — решилась я на еще одно. Не надо бы так вот — все сразу, но… — А как вы осуществляете обеззараживание самой раны? Я слышала ужасные вещи… противоречащие учению Авиценны. Он советовал не усугублять боль. И Хуа То проповедовал гуманизм и доброжелательное отношение к пациенту.
— Девочка моя, — снисходительно смотрел он на меня, — не приведи вас Господь стоять над операционным столом во время боя. О каком отношении речь…? А что за ужасные вещи вы имели в виду?
— Кипящее масло в открытые раны, смолистые вещества…
— Не практикую, — кивнул он с пониманием, — и прижигание порохом — тоже. Я готовлю дигестив из яичного желтка, розового и терпентивного масел, и накладываю их на рану. Не бинтую… просто прикрываю их чистыми повязками. Перед этим промываю чистой водой.
— Это ваша находка? — пыталась я постигнуть смысл и состав мази.
— Не смею претендовать на открытия Амбруаза Паре, — чуть склонился он.
— Все мы ошибаемся… бывает, — отвела я взгляд, понимая, что нужно бы как-то… осторожненько.
— Смелее, Мари! — прикрикнул вдруг Дешам, заставив меня вздрогнуть. Сам сел на огромное бревно, служившее лавкой, и сложил на груди руки. Вздернул подбородок, а заодно и свой длинный нос:
— Если я не соглашусь с этой вашей… школой, то просто… не соглашусь с ней и всё.
— Мазевые препараты затрудняют отток раневого содержимого. Мази понадобятся на втором этапе, когда рана очистится от гноя и нежизнеспособных тканей, и начнется процесс образования грануляций. Эт-то… разрастание особой ткани на стенках раны, которая потом заполнит всю рану и станет основой для рубца. Потом можно и мазью. А вначале на рану лучше наложить повязку с… хотя бы водным раствором соли в соотношении десять к ста — она вытянет лишнюю раневую жидкость и гной. Если рана узкая, лучше поставить дренаж… а промывать кипяченой водой… — затихал мой голос, но в глаза ему я смотрела твердо — была уверена в своей правоте.
— Любите кипятить? Пусть будет кипяченая, — не отводил он взгляда. Кивнула — кипятить я не то, чтобы люблю, но буду.
Весь день продолжались разговоры такого плана. Я скоро освоилась, потому что Дешам реагировал нормально. Или не нормально. Я ждала какого-то протеста, недовольства, а он то помалкивал, давая мне выговориться, то сам вытягивал из меня слово за словом. Что-то я знала назубок, что-то вспоминала, буквально насилуя мозг… Он не дергал, давал подумать. А я уже понимала, что когда-нибудь придется сказать все.
Случится так, что я не соглашусь с тем, что он сделает — если решу, что во вред. Смолчать не смогу. И придется уверенно аргументировать чем-то посерьезнее сибирского учения. Может это сохранит кому-то жизнь. В русскую школу он, похоже, не сильно поверил — не уточнял место, не спрашивал — когда это я успела? Я на его месте задала бы о-очень много вопросов. А он помалкивал. Присматривался, хотел понять что-то обо мне или всю меня? Значит, обязательно спросит потом. А к тому времени нужно… много чего, очень много.
1
Средство, которое использовали для мытья и стирки наши предки называется «щелок». Производили его из золы (преимущественно лиственных деревьев). Золу выгребали из печи и заливали водой. Этот раствор оставляли на несколько суток. Или долго варили. Затем фильтровали от частичек золы. Полученная «вода» и есть щелок.