Умылась, стараясь поменьше смотреть на себя в зеркало. Опухшие глаза, губы, за эти сутки она превратилась в ночной кошмар. Стянула волосы в тугой хвост, прошлась по квартире, даже выпила стакан сока. За окном палило солнце. Задернув плотные шторы, увалилась на диван, обнимая подушку руками. Наступило состояние прострации. Было плевать на все. Хотелось просто лежать не шевелясь. Видимо, новая жизнь отодвигается на еще один понедельник.
Что она сделала не так? Чем заслужила все это? Чем?
Голова ломилась от вопросов, но ответов так и не приходило. Лишь тугая боль скручивала желудок. Рвотные позывы только усугубляли и без того омерзительное состояние. Уже ближе к ночи она встала под ледяной душ. Пальцы коснулись сверкающего крана, и она замерла. Ледяные капли, струящиеся по коже, напомнили ей день, когда он впервые остался у нее. День, когда он не позволил ей окоченеть под воздействием нервного срыва. Закрыла кран, вылетая из ванной. Мокрые ноги оставляли следы на паркете, а ей хотелось поскользнуться, грохнуться, чтобы отключилось сознание.
Может тогда случиться перезагрузка, или, как минимум, она сможет передохнуть от этого ада, хотя бы пару минут.
Но и здесь ей не хотели сделать поблажку. Заставляли терпеть. Переживать все это вновь и вновь. Резали по живому, изощренно наблюдая, как она «истекает кровью».
Замоталась в халат, в котором же и легла под одеяло. Нужно уснуть. Закрыть глаза и уснуть. Прошло больше двух часов прежде, чем она погрузилась в сон.
Весь прошедший день так вымотал ее, что проснулась она лишь к обеду следующего. Голова раскалывалась. Растерев лицо руками, медленно пошла на кухню. Телефон, валяющийся под подушкой, все же дал о себе знать. Нехотя вытащила его из «укрытия», отвечая на звонок.
- Вер, привет,
- Привет, мам,- вымученно.
- У тебя все хорошо?
- Все хорошо.
- Я вечером приеду и..
- Приезжай, я дома,- выключила телефон, засовывая в карман халата.
Шум кипящего чайника вывел из ступора. Налила кофе, усаживаясь на мягкий стул. Сидела над чашкой, залипая в окно. Чувство пустоты и полного безразличия к окружающему миру уже въелись в кровь. Сделала глоток, прикрывая глаза.
Головная боль превращалась в головокружение, все вокруг медленно расплывалось. Встряхнула головой, делая глубокий вдох. Казалась, что кто-то пьет ее силы. Тело стало ватным. Ладони надавили на столешницу, чтобы придержать подрагивающие от холода ноги, и наконец-то встать со стула.
Так, держась за стены и мебель, она дошла до комнаты, почти не различая предметов вокруг.
Жуткий холод вмиг превратился в жар. Ее словно кинули в огненную, рассвирепелую лаву. Окунули с головой, заставляя вдыхать раскаленный воздух. Горло в момент прожгло этим огнем, лишило голоса. Вокруг появились тени, сотни теней, без лиц, от них веяло отчаянием и страхом. Ладонь зажала рот. А ноги сами пятились в сторону кухни. Она видела его перед собой, там, в темной подворотне, с прикуренной сигаретой, и хотела убежать. Было страшно. Было до одури страшно, но ноги ее не слушались.
Ухватилась пальцами за дверной проем, чтобы хоть как-то удержаться, но он продолжал наступать.
Громкий крик содрогнул немые комнаты квартиры. Пальцы соскользнули с деревянной поверхности. Жуткая боль окутала все тело, а после наступил покой. Темнота. Спасение.
- Вера, у тебя двухстороннее воспаление легких, истощение, и нервный срыв,- всхлипнула Людмила, сжимая ладонь дочери,- как такое произошло? Что с тобой вообще происходит? Почему ты у себя была? Ты же говорила, что живешь у Артема. Вы поругались? Вера?
- Нет, мамочка. Мы расстались,- отвернулась к стене, не в силах сдерживать слезы. В этот раз они не были истеричными. Одинокие слезинки. Медленно скатывались по щекам, еще больше пугая Людмилу.
- Все пройдет, милая, все проходит,- посмотрела в окно,- главное сейчас, чтобы ты поправилась, понимаешь, родная.
- Я перевожусь в Москву,- шепотом.
- Вера. Ты же…
- Мама,- повысила голос,- я приняла предложение Юрковской.
- Тебе нужно лечиться, быть под контролем, за две недели…
- Это не обсуждается, мама.
- Вера, что ты творишь? Зачем?
- Ты сама хотела, чтобы я согласилась. Радуйся! Я согласилась,- со злобой.
- Я не этого хотела,- тяжело вздохнула.
- Мам, уйди, пожалуйста.
От этих слов женщина подобралась, стискивая зубы. Ее волнение переросло в жуткий страх. Никогда не думала, что услышит это от дочери, никогда. Господи, ее девочке сейчас больно. Больно, а она ничего не может сделать. Не может утешить, не может что-то исправить.
- Доченька,- не смело, с выступающими слезами,- не замыкайся в себе, прошу тебя. Расскажи мне, расскажи хоть что-то…