За столом его бывшая любезная полностью доминировала и не переставала говорить даже с набитым ртом. Яника большей частью помалкивала, лишь иногда отвечая коротенькими фразами на задаваемые вопросы. Ефимыч постоянно чувствовал на себе её тёплые, с нежностью взгляды, и это, пожалуй, было единственное, что согревало его за всё время их совместного застолья.
– Как Савелий поживает, спрашиваешь? – продолжала между тем Беллочка, не меняя интонации. – А никак не поживает. На том свете давно уж Савелий. Эти непутные Конопушины, как он заболел из-за своей чёртовой службы, так скорёхонько в больницу его и спровадили. Чтобы ручки, значит, об него не марать. Месяца два там лежал… Да кому он нужен был в этом хосписе, нечистый бы его забрал?! Кто там за ним ухаживал, когда даже Фаина, Савелькина жена – помнишь её? – через два дня на третий к нему заглядывала, и то на пять минут?! В последние дни он и ложку-то ко рту поднести не мог. Эх, что и говорить! Вот если бы он с нами жил, мы бы его в чужие руки ни за что не отдали, напоенного, накормленного похоронили бы.
Белла проглотила очередной кусок и остановила выпученные глаза на Янике.
– Что смотришь!? – обрушилась она на сестру, хотя та только скользнула по ней взглядом. – Гляди-ка ты, уставилась! – и, повернувшись к гостю, сказала: – Всё попрекает меня, что много ем. Только фигушки ей – сколько хочу, столько и буду есть, и нечего мне в рот заглядывать!
Покончив с застольем, Белла пошла к соседке отдать кастрюлю, одолженную на время, а Яника принялась мыть посуду в кухонной раковине.
Ефимыч сидел в двух шагах от неё у стола и слушал рассказ о как сон пролетевших десятилетиях женского бытия.
– Роберт Аванесович! Роберт Аванесович! – ядовито и в высшей степени истерично донеслось с лестничной площадки. Несомненно, это давала знать о себе старшая Староконцева. – Ваши мыши съели нашу картошку!
– Помилуйте, достопочтенная Белла Станиславовна! – послышался ответный, немного насмешливый и дребезжащий голос человека явно преклонного возраста. – Помилуйте! Откуда вам известно, что эти мыши именно мои?! Разве на них написано, чьи они, а?
– Ваши это мыши, ваши! Это вы в своём чулане развели такой бардак! Вот они в ваших углах плодятся и множатся.
– Напрасно вы так, многоуважаемая соседушка! Никакого бардака, как вы говорите, в моём чулане нет. Я там подметаю каждый день, и мою картошку мыши не едят. Не едят потому…
– А, вы только посмотрите на него, он ещё пытается что-то доказывать!
– Не обижайся на неё, – мягко, с нежностью сказала Яника, трогая гостя за руку. – Пойми, не сложилась у неё судьба, вот она и даёт иногда волю эмоциям. Ах, если бы вы не расстались тогда, как всё было бы замечательно! И Беллочка цвела бы сейчас и радовалась жизни.
Тогда, расставшись с Сергеем Лазаревым, Беллочка в полной мере отдалась страсти к новому бой-френду, оказавшемуся поистине неистощимым на альковные игры. Причём неистощимость эта проявлялась как утром, так и вечером, каждое мгновение совместного нахождения в квартире, даже в процессе возни по хозяйству – при той же, например, стирке белья. И, разумеется, на работе, в их общем кабинете.
В выходные же любовные оргии практически не прекращалась ни на минуту, повторяясь до бессчётности. И всё жёстко с его стороны, со звериной ненасытностью. Подобной же отдачи мужчина требовал и от партнёрши.
С ним, Ильёй Фирером, Беллочка схлестнулась сразу же, как только устроилась в проектно-экспертную организацию с необычным для советского периода названием «Пеликан». Это был властный необузданный самец, и она с первого взгляда поняла, что близости с ним не избежать. Фирер был её начальником. Она сидела за предоставленным ей столом напротив него. На этом столе и совершилось первое их соитие. По всем правилам порноискусства.
Ещё до наступления обеденного перерыва.
Хорошо ещё, что он не забыл запереть дверь на замок. Затем без какой-либо задержки состоялся повтор на одном из стульев, после чего – на подоконнике с зашторенным окном и у стояка водяного отопления.
С оного лихого старта и понеслось.
Вечером она привела Фирера в свою коммуналку, где их и застал Серёжа Лазарев, так некстати вернувшийся с железной дороги. Впрочем, всё прошло достаточно гладко – сожитель без скандала собрал принадлежавшие ему вещи и удалился.
Однако не прошло и полутора недель, как даже она, вроде бы всегда испытывавшая потребность в мужской ласке, почувствовала всё возрастающую усталость.
Из-за этой усталости Беллочка намеренно начала опаздывать на работу и раньше положенного бежать из учреждения, чтобы только меньше видеть безудержного любовника и испытывать его неуёмные ненасытные услащивания. И в течение дня норовила как можно дольше пребывать в других кабинетах среди проектировщиц «Пеликана». А также задерживалась в магазинах и парикмахерских, дабы явиться домой попозже.