— Нет, Ревик, — нежно сказал видящий. — Галейт согласился уважать твою свободу воли в этом решении. Это часть перемирия между нашими людьми.
Затем пожилой видящий поколебался, изучая его глаза.
Ревик вообще не видел там коварства, настороженности или притворства.
— Ты передумал, брат? — спросил Вэш.
Ревик тихо фыркнул, но то давление ушло из его груди.
— С чего бы мне возвращаться туда?
— С чего бы тебе оставаться? — мягко парировал Вэш.
Ревик посмотрел на него, невольно задумавшись над этим вопросом.
Он подумал о женщине с зелёными глазами.
Он подумал о том, что чувствовал прямо перед тем, как подстрелил Териана и Рейвен в том номере отеля. Он подумал о том, что почувствовал, когда они стояли на берегах Меконга, и он увидел то лицо в её чертах.
Он силился выразить это всё словами.
Но слов не было. Не существовало слов, которые объяснили бы, почему он это сделал. Попытки подобрать такие слова лишь снова заставили сомневаться в себе и гадать, не совершил ли он ошибку.
В итоге он лишь покачал головой.
— Если хочешь, чтобы я ушёл, просто скажи, старик, — ответил он.
Пальцы Вэша так крепко сжали его руки, что причиняли боль.
— Если бы я мог, я удержал бы тебя здесь силой, брат Ревик, — сказал он, и в его голосе неожиданно прозвучали стальные нотки. — Но я знаю тебя. Я знаю, насколько это тщетно. Ты должен сказать мне, что хочешь этого. Ты должен сказать мне, прежде чем я сделаю то, что необходимо, чтобы отрезать тебя от них.
Из его света исходил жар, тепло, сочувствие… любовь.
Всё это омывало Ревика, когда видящий тихо добавил:
— Как только я начну и какое-то время после этого, ты будешь далёк от здравого рассудка, и мы не сможем доверять твоим словам. Ты должен сказать мне сейчас, Ревик. До того, как мы начнём.
Ревик сглотнул.
Что-то в словах мужчины заставило его плечи расслабиться.
— Я останусь, — сказал он, посмотрев в окно.
Он чувствовал, как старик наблюдает за ним, и его свет колеблется.
— Будет больно, — предупредил Вэш.
— Я же сказал, что останусь, — повторил Ревик, наградив его жёстким взглядом.
На сей раз сам Вэш как будто расслабился, почти ощутимо выдохнув. Лёгкая улыбка озарила лицо пожилого видящего, тенью играя на губах.
Но он не отпустил руки Ревика, и мгновение спустя снова обратился к нему сдержанным голосом.
— Есть ещё кое-что, брат, — произнёс пожилой видящий.
Ревик поднял на него взгляд, выжидая.
— Тебе придётся забыть кое-какие вещи, — сказал он. — Это также часть нашего соглашения между мной и твоим бывшим хозяином. Ты не можешь помнить вещи, которые способны навредить ему в будущем. Я не могу не видеть логичность его просьбы.
Ревик также подумал об этом. Он обдумывал слова Вэша, видя его с точки зрения Галейта и с точки зрения старика.
Несколько секунд его разум бунтовал против этой идеи, ему не хотелось терять часть себя, хоть он и понимал логику.
Затем он вспомнил последние дни в Сайгоне.
Голые дети видящих со следами укусов на грудях. Горка кокаина в номере отеля Маджестик. Женщина в красном бикини и то, что он с ней сделал.
Кивнув почти про себя, Ревик не смотрел на видящего, когда ответил.
— Ладно, — сказал он. — Сотрите. Все.
Вэш отпустил одну из его рук и поразил Ревика, дотронувшись до его лица.
Мягко повернув его подбородок, чтобы они оказались лицом к лицу, пожилой видящий изучал его выражение. Его свет источал такое сострадание, что Ревик закрыл глаза. Он чувствовал, как сжимаются его челюсти, пока свет старика омывает его. Горячая боль зародилась в его груди, и Ревик ненавидел её, но в то же время как будто жаждал.
— Ты всё равно будешь тем же мужчиной, Ревик, — мягко напомнил ему Вэш. — Это я не могу изменить. Я лишь могу заставить тебя забыть, что ты когда-то решил сделать.
Ревик подумал и над этим тоже.
Боль вновь накрыла его, но на сей раз она ощущалась мягче, хотя он не мог этого объяснить.
Он выдохнул, хотя и не осознавал, что задерживал дыхание, затем опять кивнул.
— Я понимаю, — сказал он. — Передай Галейту, что я согласен на ваши условия. Покажи ему этот разговор. Он поймёт, что я говорю серьёзно.
Вэш улыбнулся.
Но на сей раз его тёмные глаза содержали печаль, смешанную с интенсивным чувством, которое вновь ударило Ревика в центр груди, разбив образы, которые медленно вращались по кругу в его голове.
Чем бы ни было это чувство, оно причиняло боль.
Но это была хорошая боль, мягкая.