Склянка оставалась до конца вахты лейтенанта Плаутина, когда справа по борту раздался отчётливый хлопок. Должно быть, это выстрелили из пушки на «Святом Петре». Плаутин взглянул на мрачного Чирикова, ожидая приказа.
Чириков стоял не двигаясь. Побелевшие пальцы с силой сжимали ненужную в этом тумане подзорную трубу.
— Кажись, пушка, господин капитан! — сказал вахтенный матрос, вглядываясь в ту сторону, откуда донёсся хлопок.
— Вы слышали что-нибудь, господин лейтенант? — медленно, словно с трудом, спросил Чириков.
Плаутин попытался поймать его взгляд, но это не удалось. Чириков отвернулся, вглядываясь в туман.
— Я, господин капитан, ничего не слышал... — сказал Плаутин.
— Я тоже не слышал... — с облегчением, которого всё-таки не удалось скрыть, проговорил Чириков. — Продолжайте следовать, лейтенант, прежним курсом.
3
«20 июня. Ветер крепкий. 12—1. Под ветром на NW, в 11-м часу пакет-бот «С. Павел» невидим... — записывал вахтенный офицер в судовом журнале. — Легли на дрейф...»
Наверное, это было ошибкой.
В тумане окончательно смешались мысли Беринга, его охватила паника. Он то приказывал ложиться в дрейф, то снова — ставить паруса, и снова — ложиться в дрейф...
«3 часа. Сего часа поставили фок и пошли на указанной курш для искания пакет-бота «С. Павла», понеже он невидим стал на том курше. В 5 часу закрепили фок и легли на дрейф».
К утру туман разошёлся. Вокруг расстилался пустынный океан. «Святого Павла» нигде не было.
Три дня, меняя галсы, бороздили океан в поисках, но всё было бесполезно.
Утром Берингу не захотелось подниматься с постели.
Слабость и безразличие растекались по телу, и пришлось сделать усилие, чтобы встать. Это был первый симптом цинги, но Беринг пока ещё не догадывался об этом.
Ом провёл консилиум, на который, кроме офицеров, пригласил и своего вестового Овцына.
Надобно было решать, что делать дальше.
Офицеры дружно высказались за продолжение плавания к берегам Америки. Беринг, который полагал, что разумнее было бы вернуться на Камчатку, спорить не стал. При таком единодушии офицеров прерывать плавание было равносильно самоубийству. Немного утешала Беринга мысль, что если они поплывут к Америке, может, там, у её берегов, отыщут «Святого Павла» и назад будут возвращаться вместе.
Решено было продолжать поиски Америки до 20 июля, а после этого ложиться на обратный курс.
Беринг с трудом дождался, пока уйдут офицеры. Силы покидали его. Слабость и безразличие вновь растекались по телу...
Матрос Овцын слишком хорошо был знаком с цингой, чтобы не узнать её. Однако подлекарь Матиас Бетге лишь презрительно выслушал его и ничего не сказал. Для Бетге, как и для других офицеров-иностранцев, Овцын был разжалованным в матросы государственным преступником, и их глубоко оскорбляло, когда он обнаруживал познания, не положенные вестовому. Думать отлично от других матросов Овцын не имел права, ибо это был бунт против высочайшей воли, определившей, кем ему быть...
Тогда Овцын рассказал о своих опасениях Георгу Стеллеру, который, как это знали все, был лекарем у архиепископа Феофана Прокоповича.
Стеллер охотно согласился посмотреть Беринга, хотя и продолжал считать, что все болезни человек придумывает сам, и болеют люди только из-за собственной мнительности. Так и оказалось. Когда Овцын тайком провёл Стеллера в каюту капитан-командора, Стеллер не обнаружил в Беринге никаких отклонений от нормы. Руки и ноги капитан-командора двигались, глаза видели, уши слышали. Слабость была, но вызвана была она, но мнению Стеллера, дурными результатами плавания.
Результаты же, при столь неграмотных офицерах, и не могли быть иными. Уже неоднократно отмечал Стеллер появление возле корабля таких водорослей, как Quercus marina glandifera Bauhini, Alga dentata Raji, Fuci membrana del calyciformes... Эти водоросли росли на глубине двух-трёх футов под водой на скалах. Истрёпанный вид водорослей указывал, что они некоторое время пробыли на берегу, а затем были смыты отливом.
— Ну и что? — хмуро спросил Свен Ваксель, когда Стеллер познакомил его со своими наблюдениями. — Эти водоросли, наверное, принесло с Камчатки.
Язвительно улыбнулся Стеллер, а потом, снисходя к необразованности лейтенанта, пояснил:
— Fucus clafae effigie, господин лейтенант, не растёт возле Камчатки!
— Мало ли откуда их могло принести! — теряя терпение, сказал Ваксель.
— Господин лейтенант снова ошибается... — мягко возразил Стеллер. — Только абсолютное незнание ботаники, господин лейтенант, не даёт вам возможности увидеть того, что видно сейчас любому образованному человеку. Среди выловленных водорослей мною обнаружена Fucus lapathi sanguinei follis Journ. Хочу обратить внимание господина лейтенанта, что из-за хрупкости своей Fucus lapathi sanguinei follis Journ давно бы уже была порвана волнами, если бы находилась в воде длительное время. Что же это, спрашивается, значит, господин лейтенант?