Вот она, Америка... Совсем рядом... Где-то там пятнадцать человек его команды... И он ничего не может сделать, чтобы спасти их или хотя бы узнать, что с ними...
Утро 24 июля пришло ясное, тихое. И вот — радостно дрогнуло сердце! — из бухты показались две лодки. Одна побольше, другая поменьше.
Быстро развернулись и пошли навстречу. Но нет... Это были чужие лодки...
«Рассмотрели мы, что лотка гребущая — не наша, понеже оная корпусом остра и гребля не распашная, а гребут вёслами просто у бортов, которая к пакетботу так не приближалась, чтоб в лицо человека можно видеть, токмо видели, что сидело в ней четыре человека: один на корме, а нротчие гребли, и платья было видно на одном красное, которое, будучи в таком разстоянии, встали на ноги прокричали дважды: агай, агай и махали руками и тотчас поворотились и погребли к берегу. А я тогда приказал махать белыми платками и кланяться, чтоб они к нашему судну подъехали, что и чинено от многих служителей, токмо, несмотря на то, скоро погребли к берегу, а гнаться за ними было неможно, понеже ветр был тих, а лотка оная гораздо скороходца, а другая большая лотка, далече не подгрёбши к пакетботу, возратилась, и вошли обе опять в ту заливу, ис которой выгребли. Тогда мы утвердились, что посланные от нас служители всеконечно в несчастьи, понеже штюрману Дементьеву, как отправлен, уже настали восьмые сутки и было довольно время, способного к возврату, и мы к тому месту ходили в самой близости, токмо он не возвратился. А по отправлении боцмана мы от того места не отлучались, а погода была всё тихая, и ежели б несчасгия им какова не случилось, то б по настоящее время уже к нам возвратились. И можно чаять по тому, понеже американцы к нашему пакетботу не смели подъехать, что с посланными от нас людьми от них на берегу поступлено неприятельски: или их побили, или задержали. Однако ж мы ещё до вечера близ того места ходили, поджидая своих судов, токмо ночью для опасения от берегу поудалились, да и ночью имели на кормовом флакштоке фонарь с огнём, дабы, ежели, паче чаяния, выдут, то чтоб могли к нам и ночью притить».
Ждали ещё два дня.
Стучала, стучала в висках Чирикова кровь. Ясно вспомнил капитан, что слышал тогда в тумане похожий на хлопок выстрел со «Святого Петра»...
Бессильно сжимались кулаки. Всё в полном порядке — и сам корабль, и команда, и пушки готовы к бою... А нет... Ничего нельзя сделать, поскольку не осталось никакой шлюпки.
Если бы «Святой Пётр» был сейчас рядом!
А «Святой Пётр» и был рядом в те дни... 20 июля встали на якорь вблизи острова Каяк, чтобы пополнить запасы питьевой воды. Беринг решил не задерживаться у американских берегов.
Когда Стеллер узнал, что ни на малый ялбот, который отправляется за водой, ни на лангбот, идущий под командой Хитрова для обследования острова, его не берут, он взорвался.
— Я понимаю, что мы плаваем в Америку только для того, чтобы привезти в Сибирь немножко американской воды! — закричал он, врываясь в кают-компанию. — Но у меня тоже есть предписание Академии наук!
— Полно вам шуметь, господин профессор... — попытался успокоить его Беринг. — Если вы всё понимаете, то должны понимать, что на берегу пас могут встретить местные жители. По слухам, многие из здешних племён чрезвычайно кровожадны. Вам очень хочется попасть на обед к здешним жителям в качестве кушанья? Лучше садитесь, господин профессор, с нами... Сейчас приготовят горячий шоколад.
— Я никогда не вёл себя, как женщина, господин капитан-командор! — сказал Стеллер. — Попасть на берег — мой долг! До сих пор я преданно служил Её Величеству в соответствии со своими способностями и хотел бы сохранить за собой честь такой службы ещё на много лет. Если я не смогу, господин капитан-командор, высадиться на берег, я непременно сообщу о чинимых мне препятствиях в выражениях, каковых устроители сих препятствий заслуживают!
— Вы просто дикий человек, господин профессор... — улыбаясь, сказал Эзельберг. — Вас невозможно удержать от работы даже перспективой попить горячего шоколада...
Все заулыбались, но Стеллеру было не до шуток.
— Господин капитан-командор! — снова обратился он к Берингу, и голос его задрожал от обиды. — Зачем вы меня принуждаете к непростительному пренебрежению своим долгом?
— Да полно, полно, господин профессор! — опасаясь, что Стеллер сейчас расплачется, сказал Беринг. — Поезжайте на малой шлюпке, коли вам так хочется побывать на берегу... Только не увлекайтесь... И постарайтесь не втянуть Российскую Империю в войну с местными народами...