Цифра, указанная Григорием Григорьевичем, не сходилась с данными Адмиралтейств-коллегии, по которым на экспедицию затрачено 360 659 рублей и 14 копеек без одной полушки. Но и свою цифру боялся Головин показывать, а тут — в пять раз больше! Не знал, что и делать теперь с экспедицией... На всякий случай Головин послал Чирикову указ...
Указ этот Чириков получил уже в 1743 году и не поверил глазам, когда прочитал его.
«Для крайняго в Ыркуцкой и Енисейской провинциях хлебного недостатку до будущего указу в морские вояжи более не ездить... по получении указов, не мешкав ни малого времени, из тех мест со всею командою возвратиться и быть вам всем до указу в сибирских городах, кроме Иркуцкой провинции, по рассмотрению Сибирской губернской канцелярии и вашему, где б команды ваши провиантом способнее довольствованы быть могли».
Шумело в голове Чирикова. Шум теперь из-за болезни всё время в голове стоял, но сейчас особенно сильно шумело.
Закрыл глаза Чириков, пытаясь справиться со слабостью.
Кажется, помогло... Кажется, начал стихать шум в голове. Слышно было, как разговаривает в соседней комнате жена с сыном. Сынишка смотрел сегодня, как чистят погреб хозяева, и сейчас расспрашивал мать про русские погреба. Жена рассказывала, что весной лёд для погребов заготавливают, чтобы всё лето стоял. А сынишка не понимал, зачем это делают. Ведь и так в погребе под землёй лёд. Сплошной лёд и никогда не тает. Он сам сегодня видел.
— Нет у нас льда там... — объясняла жена. — Мужики его с реки возят и накладывают...
— Как же нет? — удивился сын. — Якут-хозяин говорил мне, что везде лёд есть... Только в некоторых местах глубже копать надо...
— Нет у нас в России такого льда... — терпеливо возражала жена, но сынишка не верил.
— Есть, мама, лёд... — говорил он. — Просто глубже копать надо. Когда мы вернёмся, я покажу, как погреб строить. Я теперь знаю.
Вздохнув, нагнулся Чириков над лежащим на столе указом Адмиралтейств-коллегии и чуть не застонал от боли, возникшей в спине и мгновенно охватившей всё тело.
Перечитал Чириков сразу бросившиеся в глаза слова: «в морские вояжи более не ездить» — и уже не смог сдержать стона...
Вбежала в комнату испуганная жена. Кликнула вестового и вместе с ним уложила капитана в постель. Чириков не слышал этого, провалился в беспамятство. Не слышал, как приходил лекарь... Очнулся только ночью. Слабым светом свечи была озарена комната. Жена с бледным, усталым лицом сидела у постели.
Она не заметила, что муж очнулся, и Чириков не выдавал себя. С полуприкрытыми глазами долго смотрел на жену. Но думал сейчас не про неё, а снова про экспедицию, про то, что и сейчас, когда не стало Беринга, ничего не изменилось. Он мечтал делать открытия, совершать плавания к неведомым землям, и каждый раз возможность этого отнималась у него. Вначале — Берингом. Теперь Беринга не стало, но возможность совершить своё самое главное плавание по-прежнему отнимают от него...
— Ты проснулся? — тихо спросила жена.
— Проснулся... — ответил Чириков грустно.
Через несколько дней, всё ещё лёжа в постели — доктора запретили вставать! — продиктовал Алексей Ильич Чириков писарю Ивану Редину прошение на имя императрицы:
«И от природы я был некрепок, а от болезни ещё и ныне совершенно не освободился и с ног знаки цинготный не сошли, также и зубы не все укрепились, ибо как был в самой тяжести той болезни, то все зубы тряслись, и чудь держались от чего ныне наибольшую в себе чювствую слабость и за тем впредь в экспедиции быть весьма неспособен.
За долговременную бытность мою в экспедиции дом и деревни, которые имею, хотя небольшие, без призрения разоряют и ежели ещё удержан буду в экспедиции, то в конец разоряться и впредь уже не приехать будет не к чему и жить мне и жене моей и детям будет негде и пропитаться не от чего.
И дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указом поведено было меня, нижайшего, за долговременную мою в Камчацкой экспедиции бытность и за слабостью здоровья и для исправления разоряемого за непризрением домишка моего, а наипаче для многолетнего Вашего Императорского Величества здравия вседражайшего из экспедиции уволить.
Всемилостивейшая государыня прошу Вашего Императорского Величества о сём моём челобитье решение учинить».
Ответ на своё прошение Чириков получит только полтора года спустя.