– Ну что же, такой ответственный подход к делу я могу только одобрить, – слова Владимира Лазоревича прозвучали так, словно он улыбался. – Спасибо за информацию, буду иметь в виду, что этот доклад неинформативен. С другой стороны, я так понимаю, что они таким образом хотели извиниться за то, что спутали мои планы на тебя...
Я понял, что Межуев скандалить тоже по этому поводу в Верховном Совете не собирается. Но сам промолчал – не мое дело комментировать его размышления по такому поводу.
Он довольно хмыкнул, видимо, оценив это, и сказал:
– Хорошо, Павел, работай, следующую докладную записку жду через две недели. Передавать их будешь через Пархоменко, но на всякий случай отдавай еще один экземпляр Воронцову Матвею Федоровичу. Я их буду сверять, а то мало ли, начнут что-то править в силу своего соображения, прежде чем мне передадут.
– Так и сделаю, Владимир Лазоревич, – сказал я.
– Тогда все на этом. Только обязательно учти, что эти доклады впустую пропадать не будут, делай их старательно! Их серьезные люди будут читать!
Слово «серьезные» он произнес с особым значением. Это кто-то же будет мои записки читать? Прозвучало так, что кто-то серьезнее его… Учитывая, как он только что играючи на колени Пархоменко поставил, человека на высокой должности, что это за люди?
– По-иному не умею, Владимир Лазоревич.
Он снова хмыкнул, мы попрощались, и он положил телефон.
Ну что же, разговор прошёл, вроде бы, успешно. Заперев кабинет, я отправился домой.
Зашел только в дверь подъезда, а у нас праздник бушует где-то так наверху, что и внизу слышно. Заглянул домой, жены нет. Пошёл наверх, посмотреть, что там за свадьба. Оказалось, там цыганское новоселье со шведским столом. Гости и хозяева уже весёлые, живые выступления сменяют друг друга. Высмотрел Галию, скромно притулившуюся за столом, и пробрался к ней через танцующих. Она мне быстренько бутербродов положила и стала рассказывать, кто тут есть кто. Но я и сам уже догадался, что цыгане профессионалы, из «Ромэна». Заметил Ивана с Ксюшей, отплясывающих в центре комнаты, Лину с кем-то из артистов. Молодцы соседи, устроили праздник всем.
Когда прервались на перекур, подошёл к хозяевам. Высказал им своё восхищение широтой и размахом праздника и поздравил от всей души с новосельем.
Посидели с женой ещё с час и ушли к себе, Галия утомилась, да и у меня было дел по горло. А подъезд продолжал гулять. Часов в девять вечера выходил с Тузиком, гости переместились во двор и ещё целый час прощались там с хозяевами, всё стихло только часам к десяти вечера.
***
Москва. Дом Ивлевых. Квартира на восьмом этаже.
Гости разъехались и разошлись, остались только родственники Иды из Брянской области, которые приехали специально на новоселье и хотели задержаться на несколько дней, посмотреть Москву.
– Что это Мишка в соседку нашу вцепился? – спросила Ида, глядя на сестру.
– Ну и что? – ответила та. – Все взрослые люди. Понравился он ей. Ты ж сама видела.
– Ну, зачем это? Мы только вселились, с соседями только знакомимся, – озабоченно проговорила Ида. – Вы уедете, а нам тут жить.
– Да ладно тебе, – возразила ей сестра. – Мишка у меня красавец, ему давно пора в Москву перебираться. Видела, какими глазами эта Лина на него смотрела? Может, он ещё соседом твоим станет.
Только этого не хватало, – подумала с досадой Ида и вышла с кухни.
***
Подмосковная деревня Коростово.
Уложив вчера детей спать, взрослые устроили совещание по поводу происшествия у магазина. Пришли к выводу, что ругать Родьку нельзя, он ещё слишком молод, не сказать, что наивен, но говорить «нет» не каждый взрослый умеет, что уж с ребёнка взять. Ругать его не стали, но провели серьёзную беседу на эту тему. А парней этих решили найти и наказать. Чтобы неповадно было у малолеток деньги отнимать. Трофим, как старожил поселения, знающий всех соседей, предложил с утра порасспрашивать Родьку об этих парнях. Вчера было бесполезно с ним говорить, он очень расстроился и в конце уже откровенно ревел.
После завтрака Ахмад и Трофим хотели уже взять Родьку и пройтись по домам, где есть старшеклассники. Малец нужен был для опознания мошенников. Когда ему сказали об этом, бедный пацан побелел с лица и, чуть дыша, едва стоял на ногах растерянный и перепуганный.