— Как ты меня напугал! Отсутствие плохих вестей — само по себе уже хорошая новость. Слав! С чего ты взял, что у неё всё плохо? — я подошёл к другу вплотную, обнял его за плечи и покосился на Ахмада.
Тот моментально оказался рядом. И подстраховал меня, перегородив Славке путь к обрыву.
— Ведем его аккуратно, — подсказал я Ахмаду, видя, как он в нерешительности примеряется к Славке. Загипсованные руки выглядели очень убедительно, и про сломанные ребра он тоже помнил.
Наконец, мы его, придерживая аккуратно за плечи, отвели к машине и усадили в нее.
— Как же ты всех напугал, — укоризненно повторил я другу. — Твоя мать с ума сходит! Больница на ушах. Ты чего, Слав? Эмма в себя придёт, а что мы ей скажем? Твой Ромео тебя не дождался? Бросил? Давай, друг, заканчивай с этим всем. Что ты раскис?
Славка молчал, глядя куда-то сквозь меня.
— Твоя помощь нужна Кларе Васильевне, — продолжал я, присев перед ним на корточки и пытаясь поймать его взгляд. — Кто мелких братьев Эммы будет поднимать? — про Германа, оформившего на них опеку, я не стал благоразумно упоминать. — А Эмма очнётся, ей столько денег надо будет на реабилитацию! Одни логопеды чего будут стоить? Язык сильно прикусила! — пояснил я, заметив удивление на лице Ахмада. — Там кончика языка почти не осталось.
— Это ж хорошо. Молчаливая женщина — счастливый мужчина, — попробовал пошутить Ахмад, но Славка взглянул на него так, как будто тот богохульство в храме себе позволил. Ну да, не слишком удачная шутка вышла, мягко говоря. Ахмад, поняв это, виновато пожал плечами.
— Поедем, — сказал я Ахмаду, махнув на Славку рукой. — Там уже, небось, инфаркт у мамы. Вот о маме своей подумал? За что ей это?
— В больницу? — спросил Ахмад.
— Куда ж ещё? Там все с ног уже сбились, я ушёл, не сказав им, куда. Они там сейчас, небось, чердак обыскивают.
— Зачем? — впервые проявил какой-то интерес Славка.
— Вдруг, ты там повесился!
— Что я, дурак что ли? — оскорбился он.
Ага! Сейчас будет всем рассказывать, что просто закат посмотреть ходил… А, может, оно так и надо? Меньше будет негативных последствий.
Сдали Славку Юрию Васильевичу. По нашим расслабленным лицам он сделал вывод, что тот решил «режим нарушить».
— Ну-ка, дыхни! — велел он Славке.
— Да не, он не успел, — стал защищать я друга. — Вовремя поймали.
Ответная ухмылка доктора навела меня на мысль, что не один я тут спектакль разыгрываю. Все Юрий Васильевич понял правильно. Но при нас делает вид, что все в порядке. А ведь главное — что он дальше будет делать, когда я уйду? А вдруг направит Славку к психиатрам, и останется о попытке самоубийства упоминание в его больничной карте — дальше никакая карьера ему не светит. Всю молодость истопником будет работать или улицы мести. С этим в СССР строго… С другой стороны, тут же вспомнил, как в Германии пилоту самолёта с черной депрессией позволяли пассажиров возить. Пока он вместе с ними в гору не спикировал. Так что можно понять, почему в Союзе так к психическим отклонениям относятся…
Решив дальше не ломать комедию, отвел доктора в сторону:
— Не надо его только к психиатрам, хорошо? Я с ним уже переговорил, и дальше сейчас продолжу. Не уйду сегодня, пока не буду убежден, что больше таких глупостей он делать не будет, — сказал я врачу.
Тот кивнул со странным выражением лица — ну, тоже понять можно. Февральский прыгун в реку пытается его убедить, что его друг так не сделает. Стандартной ситуацию никак не назовешь. С невозмутимым выражением лица такие уверения выслушивать сложно…
Проводив Славку в палату и уложив его, ещё раз перечислил ему всех, кто остро в нём нуждается. Делал упор на то, что Эмма обязательно очнётся, потребуется длительная и дорогостоящая реабилитация. Кларе Васильевне это не потянуть от слова совсем. Кто будет Эмме помогать? Мать-ехидна? А может, Кабан поможет ее на ноги поставить?
О! Верную струну нащупал! Славка аж сел без рук в панцирной койке с провисшим пружинным основанием. В ней и с руками-то не так просто сесть! И лицо такое решительное стало и злое. Ну, теперь я за друга спокоен. Ожил! Кабану он Эмку свою не оставит!
Попрощались со всеми и поехали с Ахмадом домой. Там уже ждала мама с Аришкой. Ой, как же я соскучился по мелкой!
— Где вы были? — спросил я, забирая малышку у мамы.
— У Никифоровны. Кажется, мама собирается переезжать… — озабоченно глядя на меня, проговорила мама.
— Да? — старался я не демонстрировать сильно свою радость. — Ну, и хорошо. Москва станет ближе.
— А тебе не жалко ремонт на втором этаже? Лестницу? Столько сил и времени потратил.