«Клянусь душой, Аладдин за сотню фарсахов почует запах свежих лепешек с медом!»
И Фатима захлопнула калитку. Тесто было готово, печь прогорела, да и солнце вскоре должно было зайти. Если Аллах смилуется над мальчишками, то вскоре Аладдин должен прибежать домой.
Фатима думала о сыне как о проказливом малыше, хотя Аладдину уже исполнилось семнадцать лет. Отец отдал немало сил, чтобы обучить сына трудному искусству ювелира. Юноша и в самом деле обладал удивительным даром, но пока все же больше времени проводил с приятелями, чем за верстаком в мастерской. Почтенный Салах, муж Фатимы, говорил, что он и сам был таким же – пока отец был жив. Когда же нелегкое искусство перешло в его руки, он стал относиться к делу ответственно. А с годами пришло и мастерство.
Мать опасалась, что и Аладдину не дано будет остепениться до тех пор, пока в мастерской заправляет отец.
Хлопок калитки отвлек Фатиму от мыслей.
– Матушка, ты искала меня?
– Да, мой мальчик, я даже выходила на улицу смотреть, куда ты запропастился.
– Я знаю. Мне сказал Вали.
– Ну как, нашли вы клад?
Аладдин отрицательно покачал головой.
– Нет, не нашли. Четно говоря, мы и следов колдуна не нашли.
– Ни одного?
– Ни единой ямы с черной водой… Саид-безумец бормотал что-то о странных тучах, что висели над развалинами… Знаешь, там, у городской стены?
– У городской стены? А, это там, где держит лавку древностей мудрец из страны Мероэ?
– Там. Помнишь, отец еще приносил оттуда такие черные капли смолы, которыми лечил свои раны? А потом ты растворяла эту смолу в теплом молоке и давала мне пить.
– Ну как не помнить тот день! – Фатима усмехнулась, невольно вернувшись мысленно на год назад. – Вы с братьями Вали поспорили, кто больше съест лепешек.
– И я выиграл!
– А потом неделю на еду даже смотреть не мог…
– Но я выиграл!
И в этом был весь Аладдин. Аллах милосердный и всемилостивейший создал этого юношу победителем. Маленький Аладдин не терпел насмешек над собой, а когда вырос, не давал в обиду друзей, обожал выигрывать в спорах и не отступал перед трудностями, если ему чего-то очень хотелось.
«Хорошо, что моему мальчику всегда хочется только хорошего! Что было бы, если бы какой-то злой колдун наслал на него чары, и мой малыш захотел бы воцариться в нашем прекрасном Багдаде? Или взять в жены – о храни Аллах моего Аладдина! – какую-нибудь царевну?»
Фатима от страха даже прикрыла глаза, но потом попеняла себе за глупые мысли.
«Он же еще совсем мальчишка, мой Аладдин! А я уже печалюсь о том, кого он выберет себе в жены… И потом, у мастера-гранильщика Сулеймана растут красавицы дочери. Старшая из них, умница Джамиля, и станет женой моего Аладдина – отцы уже давно договорились. А дети перечить не посмеют. Да хранит Аллах наш дом, да ниспошлет он нам долгие годы радости!»
Успокоившись, Фатима достала из печи лепешки. А первую из них сразу отдала сыну – уже много лет первую лепешку всегда получал Аладдин.
– Но знаешь, матушка, Саид-безумец говорил, что сегодня и впрямь необычный день. Пусть бабушка Зейнаб немножко преувеличила и следы колдуна не так просто найти… Но тучи чернее черных и впрямь висели у горизонта! И черную молнию, что била с земли в небеса, я видел. И Саид видел, и Рашид с Рашадом.
– Ну, значит, так оно и было. Не торопись, ешь спокойно.
Еще раз хлопнула калитка. Фатима, не оборачиваясь, проговорила:
– Поспеши, Салах, пока лепешки горячие. Как раз такие, как ты любишь.
– Откуда ты знаешь, что это я?
– О Аллах, как глупы эти мужчины! (Иногда Фатима позволяла себе слегка подразнить мужа.) Ну подумай сам, о муж мой, свет очей моих! Я знаю твою походку вот уже скоро двадцать лет! Твои шаги я отличу от шагов любого другого человека не только в нашем прекрасном Багдаде, а во всем подлунном мире!
– Да благословит Аллах тебя, о моя прекрасная жена!
И отец присел рядом с сыном. Фатима с умилением смотрела, как дружно они уничтожают свежеиспеченные лепешки.
Макама четвертая
Стемнело. Гасли светильники на постоялом дворе, затихал огромный город. Лишь в комнате у магрибинца по-прежнему горел огонь. Из огромного сундука маг все доставал и доставал свой колдовской скарб: книги и свитки, котел и треножник, травы и камни…
Когда же работа была закончена и каждому из таинственных предметов нашлось свое место, колдун, наконец, позволил себе отдохнуть. На черном бархате небосвода сверкали звезды, прохладный ветерок шевелил павлиньими перьями в высоком медном кувшине, оглушительную тишину нарушали лишь трели цикад.