— Я поклялся, что никогда не буду говорить о своем детстве. Это было не самое радужное время в моей жизни. Но я не хочу, чтобы ты опять почувствовала себя покинутой. Мой отец был холодным мужчиной. Я не помню ни одного случая, чтобы он улыбнулся мне или похвалил меня. Моя мать была нежной, и глубоко несчастной. Я всегда думал, что подвел ее, — признал Люк спокойно, и сердце Эмили сжалось. — Возможно, она просто не была привязана ко мне настолько, чтобы продолжать жить.
— Люк, депрессия — тяжелое заболевание, — сказала Эмили, держа мужа за руку. Она хотела, как могла, успокоить его. — Я уверена, что она любила тебя.
В удачливом бизнесмене Эмили вдруг увидела одинокого, всеми покинутого мальчика, и ей стало больно за него.
— Возможно, — пробормотал он, пожав плечами. — Но у меня остался Ив. Мы были необычайно близки, особенно после смерти матери. Мы делились всем, и я был счастлив, когда он влюбился в Робин. Казалось, что, по крайней мере, один из браков Вайонов окажется удачным. Но гибель Ива сокрушила меня, — признался Люк, и его глаза потемнели от воспоминаний о той боли. — Робин цеплялась за меня в поисках поддержки. В какой-то степени, я заменял ей брата. Но, поверь, я всегда ценил ее только как близкого друга. Мое кажущееся нежелание стать отцом было не потому, что я не хотел нашего ребенка, а потому, что боялся стать ему плохим отцом. Таким же, как мой собственный.
— Ты замечательный отец. Жан-Клод обожает тебя, и второй наш ребенок тоже будет обожать.
— Я боялся, что мое воспитание сделало меня не способным любить, и мой брак с Сабиной, казалось, только подтверждал это. Я потерял Ива, единственного человека, который был мне по-настоящему дорог, и поэтому решил, что жизнь будет менее сложной, если мои эмоции не будут вовлечены в нее. Но теперь я понимаю, как сильно заблуждался.
Его голос смягчился, когда он посмотрел в большие выразительные глаза Эмили, и та поняла, что Люк, мужчина, которого она любила больше самой жизни, невыносимо страдал.
— Ты вдруг обнаружил, что любишь своего сына.
— Я встретил тебя, — отрезал он. — А к Робин я чувствовал лишь жалость. Я надеялся, что со временем она смирится со смертью Ива, и ее зависимость от меня уменьшится. Но я пропустил момент, когда она захотела большего от наших отношений. Не знаю, что я могу сделать, чтобы залечить ту боль, которую причинил тебе. Знаю, что ты можешь возненавидеть меня, но все равно, я не могу позволить тебе уйти. В тебе и Жан-Клоде вся моя жизнь. Я не могу потерять вас.
Люк двинулся прочь, но Эмили окликнула его. Он повернулся, схватившись за изголовье кровати так крепко, что у него побелели костяшки пальцев.
— Почему ты ничего мне не рассказывал раньше? — спросила она, отчаянно пытаясь понять это.
— Cherie, ты была такой чистой. Такой невинной… Я хотел защищать тебя, особенно когда понял, что безумно хочу сделать тебя своей женой. Браки Вайонов часто оказывались несчастными, будто были прокляты, и я презирал себя за свою слабость к тебе. Я не должен был жениться на тебе, мой ангел, — закончил он, и слезы обожгли глаза Эмили.
— Тогда почему женился?
Она, не отводя взгляда, смотрела на него.
— Потому что я люблю тебя. — Казалось, кто-то вырвал эти слова из его горла, будто каждый слог был чуждым и незнакомым ему, и у Эмили появилось чувство, что он боится даже взглянуть на нее. — Я не хотел, — признался он прерывающимся голосом. — Боже, я лучше многих знаю, какую боль приносит любовь! Когда я впервые встретил тебя, то подумал, что заведу короткую интрижку. Нас неодолимо тянуло друг к другу, и ты это тоже чувствовала. Я не рассчитывал, что ты окажешься столь невинной, и мне стало ясно, что ради нас обоих я должен уйти.
— Но ты не ушел, — тихо сказала Эмили, вспоминая его признание в любви.
Она не осмеливалась поверить в это, но его глаза говорили лучше любых слов.
— Нет. Но мне надо было понять, в какой опасности я находился, — сказал Люк с сожалением. — Оказалось, что я не могу уйти от тебя так же, как не могу вырвать себе сердце. Брак показался мне единственным разумным вариантом, но даже тогда я пытался обмануть себя, считая, что могу все контролировать. Я был слишком высокомерен, решив, что смогу обладать тобой на моих условиях: беря все, что ты так охотно отдаешь, и ничего, кроме секса, не предлагая взамен.
— Да, так и было, — пробормотала Эмили, не способная скрыть смущение при воспоминании о бурной страсти, с которой она отвечала ему в постели. — Это было единственное время, когда я чувствовала близость с тобой. И цеплялась за это. Когда я забеременела, то приняла твою холодность за отчуждение, и не смогла вынести его. Я так сильно любила тебя, — прошептала она, — но не знала, как ты относишься ко мне, и это делало меня глубоко несчастной.