Кроме поврежденной челюсти. Вы могли видеть, куда вошли серебряные пули, и из того место просачивалась прозрачная, странная жидкость. Глаза закрыты, а потрескивание шло одно за другим, как волны.
— Он пытается превратиться, — у Дибса на шее был стетоскоп и деловое выражение, которое он применял, когда был возле раненых. — И очень близок к этому. Если мы сможем продержать его живым достаточно долго, то он сделает это. Мы кормим его внутривенно пятью и подкожно пятьюдесятью процентами декстрозой
[28]
, чтобы стимулировать изменения...
— Каковы его шансы? — Кристоф не казался впечатленным.
— Ты же знаешь, что я не врач. Они просто разрешили мне посетить его, потому что я «нижний» и не выведу его из себя.
— Каковы его шансы?
— Около двадцати процентов. Это лучше, чем ничего, правда? Надежда есть, — Дибс склонил голову и посмотрел на меня, как если бы я была единственной, кто задавал вопросы. — Мы делаем все, что можем, Дрю. Он привязан, потому что иначе срывает подключичный катетер. Видишь? Так мы кормим его пятипроцентной фигней. И каждый час пятидесятипроцентной фигней с гипо. Он держится стабильно.
Потрескивание снова накатило, мех сбегал и таял. На груди показался участок белой, голой кожи. Я задержала дыхание. Белое пятно отступило, поглощенное темными, тонкими волосами.
Пепел держался. Я поняла, что мои руки сжались в кулаки. Ты сможешь сделать это. Это же я говорила ему каждую ночь. Ну давай же. Ты сможешь сделать это!
Я поддалась вперед, мои пальцы немного ослабли.
— Дрю, — предупреждающе сказал Кристоф.
Я проигнорировала его. Потрогала его лапу. Руку. Что бы то ни было. Мех соскользнул, и показался еще один участок белой кожи, как луна за облаками. Длинные, элегантные пальцы заканчивались когтями, которые время от времени свободно скользили и втягивались, сжимались и выпускались. Выглядело так, будто расширялась белая жилка у виска, но я не могла сказать наверняка.
Кожа была странной на ощупь. Мягкой, как у ребенка. Как будто она не подвергалась различным воздействиям. Это было забавно: он мог хорошенько надрать задницу, а под всем этим он был таким хрупким. Сколько раз он спасал мне жизнь?
Я поняла, что была пятница. Будут ли оборотни делать свой еженедельный забег завтра? Смогу ли я пойти с ними?
И когда наступит воскресенье, буду ли я способна спуститься в кафетерий и вести себя, как нормальная девушка, которая пошла на свидание?
Удачи с этим, Дрю.
— Интересно, почему он делает это.
— Сломленный не значит тупой, — Дибс уставился на машины, отслеживающие ритм, его светлое лицо сморщилось. — Может, он знает, что ты хочешь ему помочь.
— Я выстрелила ему в лицо. Серебром. И после этого он хотел меня убить, но... — я проиграла эту сцену у себя в голове. Столько всего произошло, но я была уверена в одной вещи: Пепел преследовал меня, прежде чем Кристоф прогнал его, там в снегу.
Кристоф с осторожностью подошел ближе.
— Может быть, серебро препятствует вызову Сергея. Я бы многое отдал, чтобы узнать, пошел ли он к своему хозяину и ему дали новое направление, или он затаился и серебро изменило его.
— Это вопрос на шестьдесят четыре доллара, не так ли? Он не может сказать нам, — Дибс посмотрел на Сломленного оборотня. Безусловно я впервые видела, чтобы он практически не боялся его. Полагаю, учитывая то, что Пепел был привязан и технически был пациентом, Дибс мог справиться с этим. — Хотя, думаю, это второй раз.
— Почему? — Кристоф посмотрел вверх, его глаза стали светлее и более задумчивыми. Но все еще холодными. Папины глаза были такими же голубыми, но никогда не были такими ледяными. У Кристофа они были цвета зимнего небо в день, когда ветер прорезает все, во что вы одеты. Глаза, которые могли заставить вас онеметь, когда их взгляд направлен на вас, как бабочка на булавке.
Интерес Кристофа заставил Дибса опустить голову, как черепаха.
— Просто ощущение, это все.
— Ну, твои догадки хороши, Сэмюель. Если его можно спасти, то ты сделаешь это.
Дибс не поверил в это. По крайней мере, он не выглядел так, и я не винила его. На некоторых белых повязках показались красные пятна. Как злые цветы. И я была слишком истощенной и онемелой, чтобы прореагировать на запах крови — меди и соли.
Это было благословение. Мои клыки не покалывали.
Дибс вздохнул.
— Что меня волнует, это что будет после того, как он восстановиться, не просто стабилизируется. Что они будут с ним делать?
— Держу пари, то же, что и всегда. Сделают проблемой Дрю, — Кристоф резко выдохнул. — Ты видел лупгару?
— Грейвса? Нет. Никто не видел. Спиннинг видел его вчера, выбегающего из спортзала, и он выглядел как ад. Но он был на дежурстве у Дрю, и поэтому не последовал за ним. Странно, да? Он никогда не отходит далеко от Дрю, — Дибс кашлянул, возможно, вспомнил, что я стояла здесь. — Все же Альфа рассердился. Может, он остывает.
Это звучало по-идиотски, и мы все знали это.
— Он все еще истекает кровью, — я не могла отвести взгляда от поврежденной челюсти Сломленного, а пятна на повязках увеличивались. Участок кожи под моими пальцами сжался, покрылся тонким мехом.
— Дерьмо. У него сейчас снова начнутся спазмы. Уйди оттуда, Дрю, — Дибс повернулся к подносу с различными инструментами и бутылочками и достал пакет, разорвал его привычным движением пальцев и достал иглу размером со Смертельную звезду. Он посмотрел вниз на Сломленного, и его лицо немного изменилось. — Последнее, что мне нужно, это чтобы ты вертелся на столе. Я собираюсь спасти тебе жизнь, оборотень, нравится тебе это или нет, — он посмотрел назад на меня, поскольку звуковые сигналы набирали темп. — Разве я не сказал вам уйти?
Вау. Где был тот Дибс, который не мог даже выговорить своего имени в переполненном кафетерии?
Рука Кристофа сомкнулась на моей руке и он оттащил меня. Дибс чертыхнулся, поскольку что-то грохотало, и животный рык пронзил комнату. Кристоф открыл дверь и не останавливался, пока мы не достигли другого конца больничного крыла.
— Причины, по которым этот оборотень застрял в исправительной Школе, не доходят до меня, — пробормотал он мрачно. — Раньше Братство было меритократичным
[29]
. Боже мой!
— С ним все будет хорошо?
— С кем? Сэмюель может позаботиться о себе. Пока Пепел не потерял самообладание, и даже тогда он не увидит безропотность как угрозу. Если только он не сошел с ума. Что весьма вероятно, — он пихнул дверь в конце больничного крыла, проверил коридор и, вероятно, забыл, что его рука была вокруг моей. По крайней мере, его пальцы не оставили на моей руке еще один синяк в довершении ко всем остальным.
— Что насчет Пепла? Кристоф, притормози.
Он остановился. В коридоре никого не было. Лучи солнечного света проникали в него на одинаковом расстоянии, а бархатные портьеры были неподвижны и безмолвны. Бюсты разместились по всей длине коридора, присматривающие друг за другом и никогда не смотрящие в глаза. Я начинала испытывать желание заползти под кровать и спрятаться там на некоторое время. Чем больше я думала об этом, тем больше мне казалось это разумным.
— Так тихо, — я постаралась вырвать свою руку, но он не собирался отпускать ее. — Если ты пойдешь на Судебный процесс, почему они позволяют тебе слоняться вокруг? Никто не присматривает за тобой.
— Ты только думаешь, что никто не присматривает, моя принцесса. Это Главная Школа; здесь всегда есть свои глаза. Кроме того, я дал слово, — он склонил голову, прислушиваясь.
— Ты дал слово, — я не хотела, чтобы это прозвучало плоско и бесполезно, но именно так и получилось.
— Когда я говорю, что сделаю что-то, Дрю, то я это делаю. Где бы ты хотела начать поиски лупгару?
Я пожала плечами. У меня не было ни малейшего понятия. Грейвс сильно верил в меня.