– Она так доверчива, Ивен. Ты не должен ее предавать.
– Ты все еще любишь Дэвида.
– Нет.
– Для тебя нестерпима мысль о том, что он там ранен или напуган.
– Я не люблю его.
– Это, знаешь ли, не преступление. Он твой муж.
– Если бы не он, Хэзер была бы жива.
– Это несчастный случай, детка.
Она покачала головой, но ничего не ответила. Шон обдумывала этот вопрос не один раз. Несчастный случай – это когда происходит нечто такое, на что ты не можешь повлиять. Дэвид был виновен в недосмотре.
Она села.
– Тебе пора возвращаться. И, пожалуйста, поблагодари Робин за заботу.
Дэвид открыл глаза навстречу приветливому лучу солнца, проникшему сквозь древесный шатер. Туман начал рассеиваться. Его голова покоилась на коленях Мег. Она что-то выковыривала ногтями из его лба.
– Не шевелись, – приказала она. – У тебя тут несколько клещей.
Дэвид взглянул на нее и увидел красный нарыв на розовой коже ее подбородка. В его центре засел клещ величиной с булавочную головку. Поваленное дерево ими кишело.
Он сел и извлек клеща у нее с подбородка, потом другого со щеки у виска.
– Я знаю, что на мне их полно, – призналась Мег. – Ведь я особенно чувствительна к нарывам из-за аллергии. – Она расстегнула брюки и опустила их. Ее икры покрылись нарывами и маленькими черными кровоподтеками. Он снял с нее брюки и вывернул их наизнанку, чтобы стряхнуть тех клещей, которые еще не впились в ее кожу. Дэвид знал, что они ползают и у него под одеждой, но его болячки были несравнимы с теми, которыми покрылась Мег.
– Дай мне твои ботинки и носки, – приказал Дэвид.
Она подчинилась, не говоря ни слова, и он вытряхнул клещей. Дэвид присел на корточки позади нее и снял пять клещей с ее ног. Ноги Мег поросли светлыми волосками; она их не брила.
Мег снова надела брюки, пока он осматривал ее волосы.
– Попроси Тэсс внимательно осмотреть тебя, когда мы вернемся, – посоветовал Дэвид.
– Вернемся? – Слезы навернулись ей на глаза, влажные алмазы покрыли щеки. – Мы ведь еще не нашлись, Дэвид. А мне уже пора измерить количество сахара в крови и сделать инъекцию инсулина. И еще мне надо что-нибудь поесть.
Дэвид поднял голову. Солнце всходило слева от них. Там должен быть восток, значит, их лагерь находится в противоположном направлении.
– Идем туда, – показал он Мег, вытаскивая последнего клеща из ее запястья.
– Дэвид, – попросила она, – пожалуйста, не говори никому о моем диабете. Я не хочу, чтобы они узнали.
Он нахмурился.
– Тэсс ведь знает, не так ли? Мег покачала головой.
– Тэсс ничего не должна знать. Иначе она не взяла бы меня с собой. Ей нравятся только сильные женщины.
– Кажется, это не твоя вина, что ты больна диабетом.
– Для Тэсс это не имеет значения. Пожалуйста, Дэвид. Даже Шон не говори, ладно? Я не хочу, чтобы кто-нибудь смотрел на меня как на инвалида.
Он кивнул, принимая обязательство хранить ее тайну и взваливая тем самым бремя ответственности на свои плечи. Отныне он должен будет заботиться о ней.
Меньше чем через час они услышали голос Тэсс, зовущей их. Мег помчалась к ней и, приблизившись, обхватила ее руками. Тэсс стояла неподвижно, и Дэвид отвернулся, чтобы не видеть разочарования в глазах Мег.
– Где же ваши компасы? – спрашивала Тэсс.
– Мы их забыли, – отвечала Мег.
– Вы не можете позволить себе быть забывчивыми в джунглях. Ваша рассеянность дорого нам стоила – потраченного на поиски времени и спокойного сна ночью.
Дэвид прошел мимо двух женщин. – Благодарю вас, – сказал он Тэсс. – Мы тоже счастливы, что остались целы.
Шон встретила его у костра. Она сжала Дэвида в объятиях, склонила голову ему на плечо. Дэвид крепко обнимал ее, пока она не высвободилась, отводя глаза и пытаясь взять себя в руки. Он с восхищением отметил, как быстро ей удалось вновь воздвигнуть ледяную стену между собой и им. Но ведь это всего лишь искусственно созданная стена. Только что перед ним приоткрылся облик прежней Шон, реальной, настоящей.
– Не поможешь ли ты мне избавиться от клещей? – спросил он, и она кивнула головой. Шон повернулась и пошла впереди него к их палатке.
Он лежал на животе, закрыв глаза, и чувствовал, как ее пальцы мягко прикасаются к его коже, останавливаются, чтобы извлечь клеща, затем двигаются дальше, и так до тех пор, пока его тело не оказалось сплошь обласканным ее прикосновениями. Он обхватил рукой ее лодыжку, и она не делала попыток освободить ногу.
– Прошлая ночь была безлунной, – заметила она. Он все еще чувствовал некоторую неловкость из-за того, что закатил истерику, в то время как Мег держала свои страхи при себе.
– Да, пришлось несладко, – признал он.
– Если хочешь, мы можем спать с зажженным фонарем.
Он расчувствовался. Ему хотелось сказать Шон, как он ее любит, но язык отказывался ему повиноваться.
В прежние времена произнести эти слова не составляло никакого труда. Дня не проходило без того, чтобы они не были произнесены. Половины дня. Но сейчас это слишком рискованно. Она может снова надеть ледяную маску, вспомнив о том, почему охладела к нему. Он не должен этого допустить. С ней нужно действовать очень осторожно.
Какое счастье, что Мег равнодушна к мужчинам. Если бы не это, они стали бы любовниками. Было бы не трудно. Он чувствовал себя настолько отчужденным от Шон и настолько утратил связь с реальностью, заблудившись в лесу, что это произошло бы наверняка. Теперь, когда его душа наполнилась любовью к Шон, он был рад тому, что истерика – это худшее из того, что он устроил ночью в лесу.
После обеда Дэвиду удалось провести Шон и Ивена к той группе медных эльфов, которую они с Мег обнаружили накануне. Это семейство располагалось совсем рядом с рекой и не более чем в пятидесяти ярдах от «кафедрального собора» ревунов. При свете дня лес казался безобидным и почти домашним, и собственная ночная паника представлялась Дэвиду смехотворной; непонятно, как они вообще умудрились здесь заблудиться.
Когда он лег в постель, Шон уже спала. Со дня смерти Хэзер она никогда не казалась ему такой близкой, как сейчас. Он посидел немного, разглядывая ее при тусклом свете фонаря, оставленного снаружи, за москитной сеткой. Не каждой женщине пошла бы такая короткая стрижка. Она не только не придавала облику Шон излишней мужественности, но, благодаря большим голубым глазам и стройной шее, подчеркивала ее женственность. Он любил ее высокие скулы и ее подбородок. Что-то в ее подбородке напоминало Хэзер. Они часто говорили о том, что Хэзер не похожа ни на кого из них, но иногда, глядя на Шон, он испытывал трепет: сама Хэзер виделась ему в негодующем заострении подбородка Шон.
Она издала звук удовлетворения, какой-то полувздох-полустон, и повернулась набок, к нему спиной. Он лег рядом, обвил ее руками, прижал губы к ее шее, мягко притянул ее к себе. Шон не оказывала сопротивления. Она повернулась к мужу и обняла его за шею, и он поцеловал ее, опьяненный то ли бессонной ночью, то ли исходившим от нее запахом рома. Под его руками ее тело становилось горячим, почти лихорадочным. Он просунул ногу между ее ног, и она жадно к нему прильнула.
– Шон, – шепнул он, задирая ее майку, – помоги мне снять это.
Она резко приподнялась, вскинула руку ко рту, словно раскаиваясь в каком-то тяжком грехе. Ее глаза выражали испуг. Как будто она обнаружила в своей постели незнакомца.
Он положил руку ей на плечо; Шон дрожала.
– Дорогая, что случилось?
– Я не хочу заниматься любовью, – ответила она, опустив глаза.
– Минуту назад ты хотела. Ведь ты хотела, Шон. – Он знал, что на этот раз ее порыв был неподдельным.
– Это просто физическая реакция организма. Он улыбнулся.
– В общем-то да.
– Нет, я имею в виду, что это ничего не значит. Я…
– Послушай, кажется, я слишком резко тебя разбудил, и ты спросонья не знаешь, что говоришь.
– Нет. Я знаю, что говорю. – Ее глаза наполнились слезами. Боже, сейчас она заплачет. Его охватило ощущение безнадежности. Стеклянные шарики вывалились из коробки и раскатились во всех направлениях. И он не знал, какой начинать ловить.