Шон посмотрела ему прямо в глаза; ее губы дрожали, по она сохраняла контроль над собой.
– Дэвид, – тихо, с мертвенным спокойствием произнесла она. – Я решила с тобой развестись.
Он покачал головой.
– Нет, ты не можешь так говорить.
– Я собиралась подождать и сказать тебе об этом, когда мы вернемся, но я не в силах продолжать делать вид, что между нами все в норме, если это не так.
Теперь он ее почти не слышал. Она говорила откуда-то издалека, большой каньон распростерся между ними. Какие бы сложности ни возникали в их взаимоотношениях, такого он все-таки не ожидал. Слова развод не было в их словаре. Их брак заключен однажды и навсегда.
– Ты слушаешь меня, Дэвид?
Он посмотрел на нее. Шон больше не дрожала. Она сказала, что хотела, худшее для нее теперь позади. Свободное падение закончилось, она дернула за спасительное кольцо парашюта, пока он корчился под тяжестью обрушившегося на него несчастья.
– Мне кажется, развод – это крайняя мера.
– Это единственное, что нам остается.
– Может быть, попробуем проконсультироваться у психолога? – Мысль об этом была ему ненавистна, но он сделает это, если нет другого выхода. Ведь психолог не обойдется без вопросов о Хэзер.
– Я хочу развода.
Он разглядывал пятно на стенке палатки и пытался представить, какой будет его жизнь без Шон. Он будет жить один, в какой-нибудь отвратительной меблированной квартире. Он будет садиться за стол, проводить вечера, просыпаться один. Дом останется за Шон. Так бывает всегда – жена получает дом. И детей.
О Боже, нет! Неужели он потеряет их? Такое случалось сплошь и рядом, он знал этих отцов, живущих врозь со своими детьми-подростками. Они встречаются по уик-эндам, когда детям хочется быть где угодно, только не с ними. Как раз в этом возрасте вы нужны детям каждый день, должны находиться в гуще их жизни, быть тем человеком, с которым они делятся впечатлениями после каждого прожитого дня. И видит Бог, он был для мальчиков таким человеком, в большей степени, чем Шон.
– Что если я потребую оставить Кейта и Джейми со мной? – спросил он.
– Не ввязывайся в это, Дэвид. Мой адвокат говорит, что у тебя нет ни одного шанса.
Он с трудом проглотил слюну.
– Я не был им плохим отцом.
– Мы разработаем такой график свиданий, что… Он с силой схватил ее за руки.
– Почему за развод с тобой я должен расплачиваться своими сыновьями?
Она пыталась вырваться, и он отпустил ее руки.
– Пожалуйста, Шон, – взмолился он. – Я не могу терять и их тоже. – Его голос сорвался, и он повернулся, чтобы открыть молнию москитной сетки. Он вышел наружу, поднял фонарь и пошел прочь от палатки.
Но в этих проклятых джунглях некуда было идти. Он пошел к костру и сел за стол; его обступала тьма. Боль, которую он ощущал, была физической – прерывистой болью, передвигавшейся от плеча к запястью, захватывавшей его грудь, живот.
У него не осталось ничего. Он построил всю свою жизнь вокруг Шон и детей – и теперь должен все это потерять.
23
На следующее утро Дэвид с ней не разговаривал. Шон видела, как он сидел в постели, читая записку от Мег, занимавшую на этот раз обе стороны листка. Выражение его лица не менялось. Шон была уверена в том, что он знает: она не спит – они оба слишком хорошо знали друг друга. Ей захотелось прервать молчание, сказать, что она сожалеет или что-нибудь в этом роде, но она боялась его ответа. Больше всего она боялась, что он не ответит ей вовсе.
Действительно ли она ожидала, что он воспримет известие о разводе стоически? Конечно, она не должна была выпаливать это таким образом. Она вовсе не хотела причинять ему боль, но ее охватила паника: она испугалась собственных чувств. Прошлой ночью она желала его близости; и она не могла этого допустить. Ей оставалось только сказать ему о разводе – это был единственный способ сохранить дистанцию.
«Ну что ж, это сработало», – подумала она, глядя, как он одевается и выходит из палатки. У нее было сильное искушение остаться в палатке подольше, до тех пор, пока он не покинет лагерь, чтобы не встречаться с ним лицом к лицу. Но предстояло слишком много работы, чтобы так вот прохлаждаться.
Все сидели за столом. Шон прошла мимо них, к дереву, на котором размещались игрунки, и остановилась перед клеткой с недавно пойманным семейством: самцом, самкой и детенышами. Теперь она уже не сомневалась: это был не тот самец. Самка его игнорировала и поворачивалась в его сторону только затем, чтобы передать ему малышей.
– Овсянка остынет, Шон, – предупредила ее Тэсс. Шон скованной походкой подошла к столу и заняла единственное место, оставшееся свободным, – прямо напротив Дэвида. Он не поднимал головы. Дэвид смотрел в свою пустую тарелку из-под каши, и Шон показалось, что она отчетливо видит ту ношу, которая сгорбила его плечи, превратив его в усталого пожилого человека.
– Сегодня у нас речная прогулка, – объявила Тэсс, прикуривая сигарету. Они поплывут на каноэ вверх по течению, объясняла она, затем погасят все огни и будут дрейфовать вниз по течению. Это даст им возможность подкараулить животных, которые, воспользовавшись покровом ночи, выйдут к водопою. Эта затея напомнила Шон о тех ночных поездках по лесу с выключенными фарами, которые так пугали Дэвида.
– Я не поеду, – сказал Дэвид.
– О, поедем с нами, Дэвид, – воскликнула Мег. – У нас не будет больше такого шанса сделать потрясающие снимки.
Он покачал головой.
– Мне не хочется.
– Во время моей последней экспедиции в джунгли я участвовал в подобной прогулке, – уговаривал Дэвида Ивен. – Этого действительно нельзя пропускать.
Шон решила принять огонь на себя.
– Я уверена, что мы поймали не того самца, – вдруг выпалила она. Все посмотрели на Шон. – Самка интересуется им только как заботливым отцом.
Ивен положил ложку в свою пустую тарелку.
– Ну и что ты предлагаешь? Чтобы мы отпустили его и начали ловить другого?
Шон знала, что это было бы безумием. Эта пара совокупится, когда придет время; оба они – прекрасные родители. Почему она должна заботиться о том, чтобы самка была привязана к самцу?
– Я думаю, что она чувствует потерю, – сказала Шон. – Я думаю, что она страдает.
Ивен терпеливо улыбнулся в ответ.
– Мозг самки величиной не больше желудя. Все, что она чувствует, это голод и чесотка.
После завтрака Шон и Ивен понесли Чио-Чио к тому семейству, которое обнаружили Дэвид и Мег. Эта группа, которую Ивен окрестил потерянным семейством, выглядела отлично: на гнездовом дереве обитали по меньшей мере четыре или пять подростков. Возможно, один из них и был тем эльфом, которого они безуспешно преследовали.
Они оставили Чио-Чио с потерянным семейством и направились к сухопутному семейству. В ловушку попались две игрунки, обе – годовалые самки.
– Две сразу, – воскликнул Ивен, когда они несли пленниц к лагерю. – Это следует отметить. Давай захватим Робин и Дэвида и пойдем купаться.
Шон покачала головой.
– Не думаю, что Дэвид захочет с нами пойти. Ночью я сказала ему о разводе.
Ивен повернулся и посмотрел на нее.
– Ты очень удачно выбрала время. Он проводит ночь в джунглях, борясь за выживание, и ты приветствуешь его возвращение этой новостью.
– Я была вынуждена, – устало объяснила Шон. – Он пытался добиться близости со мной.
– С ним все в порядке?
Она остановилась и поставила клетку на тропинку. Она нуждалась в передышке. Ей необходимо было увидеть над собой древесный шатер, пронизанный солнечными лучами.
– Я не знаю, – тихо ответила она. – Не думаю, что все в порядке хоть с кем-нибудь из нас.
После ужина они сели в каноэ. Дэвид все же согласился к ним присоединиться, и было очевидно, что время, проведенное с Мег, подняло его настроение. За десертом, состоявшим из дынь и бананов, Дэвид и Мег поддразнивали друг друга каверзными вопросами, касающимися оперы. Теперь фрукты можно было не экономить, так как осталось поймать эльфов только из потерянного семейства. Во время ужина Дэвид ни разу не взглянул на Шон, как бы говоря ей: «Видишь ли, Шон, ты ошибаешься, если думаешь, что весь мой мир вращается вокруг тебя одной».