Ее голубые глаза смотрели прямо на него.
– В какую группу по биологии? – спросила она. – Я записана сразу в трех группах. В десятичасовую группу Паркер?
Он не рассчитывал на это. На то, что сможет заниматься с ней сразу в трех группах.
– Да, – кивнул он. – Десятичасовая Паркер.
– Там нет списка литературы. Нам дадут его на первом занятии.
– О, благодарю вас. – Надо было уходить, но Шон улыбнулась ему.
– Вы слушали Паркер раньше? – У нее были ямочки на щеках.
Он вымучил ответную улыбку.
– Я здесь впервые, – сказал он. – Я перевелся.
– Вам здесь понравится. И вам понравится Паркер. Она как динамит.
Джуд вернулся, неся хот-дог для себя и апельсиновый сок для Шон, и сел на свое место. Теперь он разглаживал салфетку на голых ногах Шон и смотрел на Дэвида.
– Эй, парень, – медленно произнес он. Похоже, он завелся. – Разве ты не принадлежишь к другой стороне? – Джуд кивнул в сторону ряда столов, откуда пришел Дэвид.
Дэвид не сразу понял, что он имеет в виду. Он посмотрел на «свой» ряд столов и увидел, что за ними расположились студенты, выглядевшие исключительно добропорядочно. Он ступил на вражескую территорию.
Шон засмеялась.
– Джуд, дай ему опомниться. – Она взглянула на Дэвида. – Увидимся на занятиях.
Он отправился на поиски списков, надеясь, что еще не поздно записаться в десятичасовую группу Паркер.
Ему нелегко было привыкнуть к запаху биологического кабинета. К свинцовому, густому и тяжелому запаху, исходившему от широких черных плит лабораторных столов. Годами запекшаяся кровь скапливалась в порах этих плит, думал он. Он чувствовал себя не в своей тарелке.
Он пришел одним из первых и занял место, откуда видна была дверь. Профессор Паркер сидела на большом дубовом письменном столе, приглаживая пальцами короткие седые волосы. Она улыбалась и кивала каждому входившему студенту. Казалось, почти все они были ей знакомы. Шон вошла в комнату, ее черные волосы покачивались, как мерцающая вуаль.
– Привет, Бет, – сказала она профессору Паркер.
– Шон! – воскликнула Паркер. – Нам так не хватало тебя этим летом. Ты работала со своим отцом?
Шон кивнула.
– Да, и далеко отсюда, хотя отец остался таким же занудой, как всегда. Я как-нибудь расскажу вам, что мы сделали с одной козой.
Дэвид поморщился, усомнившись в том, что она та женщина, с которой можно насладиться сладкой истомой оперного искусства.
Она села, чудо из чудес, через стол от него и одарила его приветственной улыбкой, от которой у него захватило дух.
На ней была белая газовая блузка, под которой виднелись розовые диски ее сосков. Она часто поднимала руку, задавала одни вопросы, отвечала на другие. Ее язык был грубым, ум острым. Несколько раз она рассмешила весь класс. Все ее хорошо знали. Поэтому, когда профессор Паркер велела им выбрать партнера по лабораторной работе, он понял, что надо действовать быстро. Он наклонился над широким столом.
– Я никого здесь не знаю, – сказал он. – Не согласишься ли ты стать моим партнером по лабораторной работе?
– Конечно, – улыбнулась она. – Почему нет?
На третьем занятии он предложил ей прогуляться. Шон сказала, что единственное место, куда она ходит по вечерам, это библиотека. Он предложил встретить ее там сегодня вечером.
Дэвид застал ее в научном зале, погруженной в чтение, и сел за стол напротив нее.
– Привет, – шепнул он.
– Привет. – Шон тепло улыбнулась, но было ясно, что она не расположена болтать. Он пытался сосредоточиться на статье по журналистике, которую ему надо было прочесть. Время от времени Шон исчезала в хранилище минут на десять и возвращалась с охапкой книг. У нее была привычка ставить ноги на соседний стул и обнимать колени, перелистывая книги. Он не мог читать. Он был поглощен созерцанием игры света на ее волосах и ресницах. Ресницы были такими черными и густыми, что казались накладными. Но, находясь вблизи, он мог убедиться, что она вообще не пользовалась косметикой.
Она согласилась, чтобы он проводил ее до студенческого общежития.
– Только, если не возражаешь, мы пойдем длинной дорогой.
Дэвид улыбнулся. Чем длиннее, тем лучше. Но скоро ему стало ясно, что она думает вовсе не о том, чтобы провести с ним как можно больше времени. «Длинная дорога» проходила так, чтобы без всякой необходимости пересечь по узкому железнодорожному мосту реку Потомак. Весь мост состоял из одного ряда рельсов и грубого настила из гниющих досок шириной в три фута. От потока воды внизу их отделяли только перила из стальной трубы. Единственное, что освещало им путь, были электрические лампочки, свисавшие с перил через каждые тридцать футов.
Едва ступив на мост, он решил, что она ненормальная, да и он вместе с ней. Он почувствовал, как доски закачались у него под ногами, и ухватился за перила, чтобы сохранить равновесие.
– Ты здесь когда-нибудь ходила? – спросил он. – Ты уверена, что эти доски нас выдержат?
Она шла впереди, и ему стоило больших усилий поспевать за ней.
– Я хожу здесь каждый вечер. Это меня успокаивает. – Она остановилась и протянула вверх руку. – Посмотри, как близко отсюда до звезд.
Он не мог смотреть ни вверх, ни вниз.
– Пойдем дальше, – сказал он.
– Ты что, боишься высоты? А я слыхала, что ты летчик.
– Это совсем другое.
Она улыбнулась, как ему показалось, с симпатией.
– Страшно в первый раз. В одиннадцать утра и в три часа пополудни здесь проходит поезд. Вот тогда не завидую тому, кто здесь окажется.
Он помрачнел.
– Ты что, пробовала?
Шон кивнула и подошла к нему совсем близко. Она перешла на шепот; казалось, слова, которые она произносила, пугали ее не меньше, чем его.
– Иногда я ложусь здесь и читаю в ожидании поезда. Когда он проносится мимо, кажется, что земля разрывается в клочья.
Холодный сентябрьский ночной воздух вползал в рукава его рубашки, он дрожал.
– Ты что, хочешь умереть? Она засмеялась.
– Да нет, черт меня побери! – Она пошла дальше, и он последовал за ней с таким чувством, что у него нет выбора.
В следующую пятницу каждой паре партнеров в биологической лабораторной работе был предоставлен эмбрион поросенка для препарирования, и тут-то Дэвид понял, что совершил ошибку. Надо было искать другие способы познакомиться с Шон Мак-Гарри.
Она сидела напротив него, глаза ее расширялись от восторга, когда она смотрела на поросенка, лежащего на лабораторном поддоне для диссекции.
– Маленький славный поросеночек, – усмехнулась она. – Можно я его подготовлю?
Дэвид проглотил слюну.
– Будь моим наставником, – сказал он.
Шон положила поросенка на спину и привязала один конец бечевки к его правой передней ноге. Она пропустила бечевку под поддоном и привязала другой ее конец к левой передней ноге. Очевидно, она делала это не впервые. Он старался сконцентрировать внимание на ее руках. У нее были длинные пальцы и очень короткие ногти, но не обкусанные, а аккуратно остриженные, мягко закругленные на концах. Он решил, что они прекрасны, хотя еще пару дней назад никак не стал бы любоваться короткими ногтями без маникюра. Он принудил себя снова сосредоточиться на поросенке. Шон привязала его задние ноги точно так же, как она это сделала с передними. Теперь поросенок был распростерт перед ними кверху животом. Дэвид скорчился.
Шон подала ему скальпель.
– Почему бы тебе не сделать первый надрез?
Он помотал головой. Никакие муки ада не заставили бы его всадить скальпель в этого поросенка.
– Лучше ты, – сказал он.
Она пожала плечами. Затем оттянула кожу возле пуповины и сделала надрез.
– Сейчас нам нужна только небольшая дырочка, чтобы в ней поместились кончики диссекционных ножниц, – пояснила она.
Он смотрел сверху на ее голову, пока она засовывала ножницы под кожу поросенка, потом она начала резать. На границе обзора, краем глаза он видел, как ее пальцы отделяют кожу поросенка от мяса. Его прошиб пот. Она наклонилась вперед, внимательно изучая результаты своих действий, и он успел придержать прядь ее волос прежде, чем она упала в поддон.