Дэвид нежно провел пальцами по ее щеке.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Шон почувствовала, как холодок пробежал по ее телу. Дэвид тоже должен был это ощутить. Он затаил дыхание, убоявшись того, что снова ступает на зыбкую почву ее непредсказуемых реакций, что снова будет отвергнут ею. «Я тоже люблю тебя, Дэвид». Ей хотелось бы выговорить эти слова, но она не могла. Еще не могла.
Руки Шон проскользнули между их телами, коснулись пряжки его ремня.
– А теперь покажи мне свои занозы, – попросила она.
Дэвид вдруг схватил ее за руку и сел.
– Слушай! – сказал он, глядя вверх, на шатер.
Шон тоже услышала. Прямо над ними стрекотал вертолет. За деревьями его не было видно, но листья шатра яростно колыхались, как волны зеленого моря.
– Эй! – закричал Дэвид. Он подпрыгивал и махал руками, хотя его вряд ли могли заметить, а Шон поспешно одевалась.
Они застали Ивена и Робин у костра и сели рядом с ними за стол, не отрывая глаз от шатра. Чудесное мурлыканье вертолета то удалялось, то приближалось и вдруг смолкло. Шон посмотрела на Дэвида. Он потянулся через стол и взял ее за руку.
Они ждали, прислушиваясь. Никто не говорил ни слова.
– Сажать здесь вертолет – сам черт ногу сломит!
Все повернулись на звук голоса Чарли. Она показалась с западной стороны, прекрасная Чарли с распущенными черными волосами и домашней улыбкой.
– Рада видеть вас в добром здравии, – говорила она, прижимая к себе каждого из них. Затем она оглядела их всех. – Где Мег?
– Ее необходимо доставить в больницу, – сказал Дэвид. Он рассказал Чарли о диабете Мег.
– Вы остались без пищи? – спросила Чарли. – Тэсс умрет, когда услышит об этом. Она страшно беспокоится о вас. – Она сказала им, что Тэсс находилась в больнице в Икитосе. Она врезалась на каноэ в какую-то скалу и сломала ногу. – Жуткий перелом. – Чарли вся передернулась. – В трех местах. Но она умудрилась поставить каноэ на воду – хотя мотор был разбит – и вчера добралась до моей лодки.
Пилот вертолета ждал их, но он мог захватить их всех только в том случае, если бы они оставили багаж и эльфов. Шон и Ивен на это не согласились.
– Багаж пожалуйста, – сказал Ивен. – Эльфов нет.
– Двое из вас могут остаться здесь, и мы прилетим за вами завтра, – предложила Чарли.
Ивен посмотрел на Шон, вопросительно вскинув бровь. Она почувствовала, как рука Дэвида прикоснулась к ее шее.
– Мы с Дэвидом можем остаться еще на одну ночь, – сказала она.
Ивен и Дэвид перенесли Мег на носилках, сделанных из ее палатки, остальные переносили эльфов. Вертолет в окружении деревьев выглядел как белый кит, выброшенный на берег. Прогалина в шатре казалась слишком маленькой, чтобы он мог сквозь нее проскочить.
Мег попросила мужчин остановиться, прежде чем они подошли к вертолету, чтобы она смогла его сфотографировать. Она села на носилках, и ее волосы упали на руки Дэвида. Она сделала снимок и снова легла на носилки, закрыв глаза. Казалось, это маленькое усилие полностью истощило ее силы.
Ивен оставил ловушку на случай, если Шон найдет упущенного эльфа, но она знала, что не станет его искать.
Пилот дал Дэвиду свой спиннинг и прекрасный спелый плод манго.
Они видели, как вертолет поднялся вверх и скрылся за шатром. Дэвид повернул Шон к себе и поцеловал ее, прижимая к ее шее прохладную кожуру манго.
– Пойдем в палатку, – предложил он. Шон покачала головой.
– В «кафедральный собор».
Они остановились у палатки, чтобы захватить спальный мешок, и медленно пошли по тропинке. У Шон появилось искушение помчаться бегом; ее тело еще горело от неутоленного возбуждения, испытанного часом раньше. Она заставила себя остановиться у поворота на полянку, там они очистили манго и съели клейкую, сочную оранжевую мякоть плода.
– Это только для возбуждения аппетита, – сказал Дэвид.
Они прошли сквозь кусты к «кафедральному собору». Ревуны подняли громкий, но мягкий и протяжный вой, когда Дэвид расстилал спальный мешок на земле под фиговым деревом. Он сел, но Шон продолжала стоять, наблюдая за ревунами, прислушиваясь к ним. Их пение было беззлобным, в нем не звучало недоброжелательства. Скорее их отдававшиеся эхом голоса взывали о прощении.
Дэвид провел рукой по лодыжке Шон.
– Садись, – попросил он.
Она еще раз взглянула на ревунов и опустилась на спальный мешок. Настало время и ей самой исполнить долг прощения.
35
Дэвид свернул на своем джипе с дороги Блу-Снейк и въехал в открытые ворота питомника. Сегодня пропуск не понадобился. На знакомой извилистой дороге наблюдалось необычное оживление транспортного движения: Шон заметила машину, идущую спереди, другая следовала за ними. На сегодня был назначен происходивший два раза в месяц обед «а ля фуршет» для работников питомника и членов Зоологического общества, «кабинетных натуралистов», как называл их Дэвид. Соберутся не менее двух-трех сотен человек, желавших послушать отчет об экспедиции Шон и Ивена в Перу.
Джейми и Кейт смирно сидели сзади, одетые в купленные в июне летние костюмы, из которых они уже успели вырасти. Сначала мальчики не хотели ехать, но долго уговаривать их не пришлось. Они больше не выглядели такими задиристыми, кислыми и раздражительными, как прежде. Шон не была уверена, явилась ли эта перемена следствием страха, который они пережили, когда, узнав о пропаже экспедиции, готовились к самому худшему, либо это реакция на то, что они снова жили в семье, где родители любили друг друга. Сразу после возвращения мальчики, казалось, не знали, что и думать о своих родителях. Когда Дэвид впервые поцеловал Шон в их присутствии – а это был всего лишь быстрый нежный поцелуй на кухне, – они покраснели и, прижавшись друг к другу, задом попятились в коридор.
– Они не видели ни искры нежности между нами с тех пор, как им исполнилось десять лет, – прокомментировал их поведение Дэвид. – Они считали нас кончеными в этом отношении людьми. Им потребуется время, чтобы привыкнуть к перемене.
Шон оно потребовалось тоже. Свидание с домом, как и предсказывал Дэвид, погрузило ее в депрессию. Дом был переполнен воспоминаниями – и не только о Хэзер, но и о той злобе, которую она питала к Дэвиду. Она презирала его, сидя в кресле-качалке в гостиной, она лелеяла мысли о разводе, склонившись над раковиной в ванной комнате. Но наихудшие воспоминания были связаны с двухспальной супружеской постелью. Сколько бессонных ночей провела она здесь, проливая слезы, которых Дэвид, казалось, не замечал?
Но это ушло в прошлое. Дэвид не позволял ей растравлять свою душу прежними чувствами, она и сама больше этого не хотела. Они снова старались почаще бывать вместе: ходили на яхте и катались на водных лыжах, а по ночам сидели в горячей ванне и разговаривали. И Шон чувствовала, как стена, выросшая между ними за эти годы, разрушается под воздействием слов. Утром двадцать шестого августа, в третью годовщину со дня смерти Хэзер, Шон на самолете Дэвида поднялась в воздух. Когда он закончил свой репортаж, они еще долго оставались в полете, разговаривая о Хэзер, мягко и горько упрекая себя за разрыв отношений в то время, когда они больше всего нуждались друг в друге.
В тот вечер после работы они с Дэвидом встретились в мебельном магазине и купили себе новую двухспальную кровать. Они привезли ее домой, установили в спальне и отступили на шаг, рассматривая ее. Шон обняла Дэвида за талию и улыбнулась. Кровать была великолепна, но не лучше надувного матраса из их палатки. Она показалась Шон слишком просторной.
В ту ночь, первую в новой постели, ей приснился сон о шатре. Она летела под вязью зеленых листьев, легкая, как туман. И на следующее утро она еще чувствовала себя способной летать и приготовила на завтрак вафли.
– Сегодня мой самолет тебе не нужен, – смеялся Дэвид, когда она заливала тесто в формочки для вафлей. – Готов поспорить, что ты провела эту ночь в полете.
Когда Дэвид ушел на работу, она снова прикрепила старую надпись «Я люблю тебя» к крыше своего автомобиля. Шон поехала в питомник, слушая репортаж о движении транспорта и нервно сжимая руль руками.