Командир заглянул в кузов — там, связанный по всем лапам и заткнутый средних размеров простынёй, лежал захваченный нами в плен лис. Придя в себя, бедняга матерился и брыкался — наверное, именно поэтому его и заткнули.
— И какой нам с него навар? — спросил шакал, — Его же кормить, поить…
— Он уже покормленный, — заверил пёс, — до Москвы он дотянет — а там уж с ним разберётесь.
Долго уговаривать не пришлось — шакал кивнул, и двое солдат затащили его в соседний вагон.
— ПО МЕСТАМ!!! — скомандовал чёрный, махнув лапой машинисту. Барсук тут же нацепи свою фуражку и запрыгнул в кабину. Локомотив тряхнуло, и двигатель в три тысячи лошадиных сил спокойно и довольно заворчал.
— Это он ещё на остатках дизеля работает, проворчал я.
— Да что тебя тревожит? — спросил доберман, лёжа на соседней полке.
— Не хочу опять волочить этот чёртов поезд на себе…
Пёс хмыкнул, понимая, что если что, это сулит и ему…
По вагонам прошла волна сцепления, и мы тронулись в путь до Москвы.
Машинист попытался разогнаться до своей предельной скорости — пути были достаточно хорошими и известными, их поддерживала Москва со своими ресурсами, но всё равно, как я и предсказывал — через час нам пришлось перейти на подсолнечное масло. Двигатель хоть и работал довольно хорошо, но всё равно — больше пятидесяти километров в час не случалось. Я уже чувствовал, как меня зовёт моя личная лямка под сиденьем…
— Десять километров до электропути! — объявил шакал, заходя к нам в вагон. Завидев нас с Доббом, он присвистнул.
— Вы, двое, — сказал командир, — спускайтесь и за мной в головной вагон.
— А нам это надо? — поинтересовался мой друг.
— Приказы, товарищ ефрейтор, не обсуждаются. Спускайтесь!
Мы с неохотой слезли о своих полок и отправились за шакалом. Он провёл нас через все вагоны до самого локомотива, не останавливаясь и не оглядываясь. Нас кое-где всё ещё встречали как героев, но это откровенно приелось. Командир, между тем, спокойно вышел из первого вагона и прошёл в локомотив.
Мы пожали плечами — обычно заходить туда было строжайше запрещено — после того, как один незадачливый солдат слил всё топливо для дизельного локомотива. Нас, наверное, посчитали не столь тупыми.
Первый с конца у нас был электрический локомотив. Он использовался везде, где было напряжение и нужное оборудование — контактный рельс или линия электропередач. Это были самые счастливые для всего состава участки пути — поезд шёл быстро, плавно и без рывков. Часто на таких перегонах перезаряжались те, кому это было необходимо — генераторы работали на полную, контактная сеть давала почти неограниченное количество электричества — можно было развлечься с этим. В России таких участков было, к сожалению, совсем не много — в основном, у самых крупных городов, у которых остались ядерные электростанции, или у городов с работающими плазменными реакторами — таких было не много, и электричество было у зверей в избытке почти всегда, но не у каждого города с запасом мощности пролегала железная дорога. Сейчас мы как раз подходили к одному из таких участков.
Вторым локомотивом был дизельный — он сейчас и тащил весь наш состав, рыча своим движком. Обходить его пришлось по наружному борту, поскольку наш машинист не пускал туда вообще никого принципиально — топливо для этого локомотива было ужасающим дефицитом — а его как раз таки требовалось больше всего.
И последним, а точнее первым локомотивом был огромный чёрный паровоз. В его небольшую кабину мы вошли по внешней дорожке над огромными громыхающими своими сочленениями колёсами, тяжёлыми, как чёрт. Меня всегда впечатлял именно головной локомотив — самый большой из трёх, с огромным скотоотбойником перед собой — это был единственный паровоз, который мог потянуть за собой весь состав, включая два дополнительных локомотива. У нас его прозвали драконом — за его звук. И действительно, когда машинист растапливал топку, а потом запускал его — это было грандиозное зрелище. Меня неимоверно впечатлило это в первый раз, когда я увидел, как восемь пар стальных колёс вместе провернулись на месте, не трогая поезд с места — несколько раз, а потом, чуть замедлив свой ход, вперёд. Машина, весом больше чем пятьсот тонн, разгоняла состав до сотни километров в час, требуя при этом огромное количество угля, мазута и воды. Обычно этот гигант использовался только в крайних случаях — если не хватало дизельного топлива или не было электричества, а ехать надо было быстро…
И что самое интересное нам рассказал барсук — поезд был не наш, а из далёкой Америки. Как он оказался у нас, а главное, зачем — никто уже не знал. У нас его берегли, как священную реликвию, и старались без нужды не гонять. В России его слегка переделали, но лишь внешне — добавили дорожки, чтобы можно было ходить у котла прямо на ходу, и некоторые другие косметические особенности.
Шакал повёл нас в кабину этого самого паровоза. Доберман охотно завернул за ним, а я ещё минутку стоял, любуясь огромным тяговым механизмом колёс, сейчас работающим вхолостую. Очень хотелось пройти около котла по узенькой дорожке, оказаться на носу этого поезда… Но я был не настолько мал, чтобы там поместиться.
— Эй, ты там застрял? — поинтересовался Добб, высунув морду в запыленное окошко.
— Уже иду…
Внутри кабины было довольно тихо и уютно, хоть и не тесно. Тут нашлось место даже для небольшой полки, на которой можно было устроиться спать…
— Присядьте, — велел нам командир, указывая на неё, — У меня к вам небольшой разговор.
Я аккуратно поджал хвост к спине, усаживаясь на полку. Доберману повезло куда больше с этим делом.
— Чем-то провинились, товарищ капитан? — спросил доберман, следя за передвижениями шакала.
— Если не считать, что ты увёл у меня из-под носа ящик патронов, то строго наоборот. В данный момент мне нужны лучшие.
— Это приятно, — констатировал я.
Шакал приподнял свою фуражку пальцем, потом вообще снял её, растрепав свои уши.
— Могу сделать вам ещё приятнее, — сказал он, садясь на место кочегара, — Вы, наверное, думаете о увольнительной?
Я переглянулся с моим другом за пару секунд. Мы дружно кивнули шакалу.
— Отлично, — улыбнулся он, но как-то криво, — это не без подвоха.
— И в чём подвох? — прямо спросил доберман.
— Мне нужны лучшие, как я уже говорил. Ваша задача будет простая — в Москве вы возьмёте с собой Терминатора в качестве огневой поддержки и сходите за… — Шакал замолчал, почесав подбородок, — За ураном.
— За чем?! — дружно воскликнули мы.
— Вы не ослышались, дорогие мои. За ураном.
Я сжал зубы. Хорошо, что он предупредил сейчас, иначе окончательно бы испортил нам всю увольнительную. Баснословная стоимость даже грамма урана привлекла бы к нам такое внимание, что ввек не отстрелялись бы.
— Сколько? И почему не предупредили Терминатора? — стал уточнять Добб, но я перебил его.
— Эй, ты чего так сразу соглашаешься? — выпалил я, ударив его по груди.
— Ты же знаешь закон: приказы не обсуждаются.
— Точно, — подтвердил шакал, — Но это пока не приказ. Приказом это станет, если вы согласитесь.
— Тогда я повторю главный вопрос: сколько урана мы повезём и — главное — как.
— К сожалению, Москва пока не ответила, дадут вам машину или нет, но я бы не советовал вам на это рассчитывать. Урана там совсем не много, чтобы кто-то из вас, даже ты, — он кивнул на меня, — надорвался.
— Что с безопасностью? О нас кто-нибудь позаботится?
— Да, но главная задача у вас — позаботиться об уране. Он нам будет очень-очень нужен, на ближайшие полгода. Что касается вас — да. Обеспечат всем необходимым — препаратами, защитой, масками. Сейчас будете смеяться, но при этом вам лучше не вызывать подозрений и вообще вести себя как обычно. Операция не утверждена штабом, и всё это — большой военный эксперимент. Если всё получится, то железные дороги пойдут в гору и мы в кои-то веки сможем восстановить нашу державу!
— А если нет? — спросил я.
— Тебе в лучшем случае или в худшем?