Погрузиться душою в восторг изучения, это я знаю. Долгими, сложными, трудными путями сделать так, что в Индии ты индус, что в Египте ты египтянин и мусульманин с арабом, и жадный испанец в морях, по которым бежит к неизвестному вольный корабль, – это я знаю. Не признавать никаких рамок и ограничений, верить только в святыню своего бесконечного самоутверждения в мире, знать, что каждый день может быть первым днем миросоздания, – не в этом ли высшее достоинство человеческой души?
Только в этом. Через любовь и исследование к бесконечности завоевания.
Не потому ли, что в стихах моих запечатлелась полная правда, а не только нарядная красота, полный звук человеческой души, жаждущей радости и воли, их так любят девушки, дети, узники и смелые люди подвига? Я встречал детей, которые приникают ко мне, и я встречал борцов, бежавших из тюрьмы и из Сибири, которые говорили мне, что там, в тюрьме, случайно попавшая им в руки книга моих стихов была для них раскрытым окном освобождения, дверью, с которой сорван замок. Я знаю, что благородный герой Каляев, в жутком подвиге не утративший нежности души, любил мои стихи и считал их родными себе. Я знаю, что Савинков мои стихи любит. Я благословляю такую степень самоотъединения, которая от души бросает мост к душам.
Чист, речист язык Славянский был всегда,
Чист, речист, певуч, как звучная вода.
Чутко-нежен, как над влагою камыш,
Как ковыль, когда в степи ты спишь – не спишь,
Сладко-долог, словно светлые мечты,
В утро Мая, в час когда цветут цветы.
Поцелуйно он, лелейно он лукав,
Как улыбка двух влюблённых в миг забав.
А порой, как за горою гулкий гром,
Для врага угроза верной мести в нём.
А порой, для тех чья жизнь один разбой,
Он как Море, что рокочет вперебой.
Он как Море, он как буря, как пожар,
Раз проснётся, рушит всё его удар.
Он проснулся, в рдяном гневе сны зажглись.
Кто разгневал? Прочь с дороги! Берегись!
Широки и глубоки
Рудо-жёлтые пески.
В мире, жертвенно, всегда,
Льётся, льётся кровь-руда.
В медном небе света нет.
Всё же вспыхнет молний свет,
И железная броня
Примет бой, в грозе звеня.
Бой за вольное житьё
Грянул. Сломано копьё.
И кольчуга сожжена.
А Свобода, где она?
Дверь дубовая крепка.
Кто раскроет зев замка?
Сжаты челюсти Змеи,
Свиты звенья чешуи.
И пустынно-широки
Рудо-жёлтые пески.
И безмерно, как вода,
Льётся, льётся кровь-руда.
На высоте звезда космата
Грозила нам уж много лет.
И видим: Брат восстал на брата,
Ни в чём уверенности нет.
Лучи косматой кровецветны,
Они отравны для сердец.
Все те, что были неприметны,
Теперь восстали наконец.
И рыбаки, забросив сети,
Нашли, что там дитя-урод.
Ожесточились даже дети,
Рука ребёнка нож берёт.
И рыбаки, забросив сети,
Со страхом видят: вновь урод.
Теперь прилив десятилетий
Нам много страхов принесёт.
В сгущённой мгле звезда космата
Зажжёт бесчисленность комет.
Пришла жестокая расплата,
Дрожите все, в ком чести нет.
Если хочешь смести паутину,
Так смотри и начни с паука.
Если хочешь ты вырубить прорубь, исторгни тяжёлую льдину,
Если хочешь ты песню пропеть, пусть же будет та песня звонка.
Если хочешь, живи. Если ж в жизни лишь тюрьмы и стены,
Встань могучей волной и преграду стремленьем разбей.
Если ж стены сильней, разбросайся же кружевом пены,
Но живёшь, так живи, и себя никогда не жалей.