А.И. Герцен и Н.П. Огарев надеялись, что болезненное поражение России в Крымской войне вынудит правительственные круги перейти к масштабным реформам. Вскоре после окончания войны А.И. Герцен писал, что события 18531856 гг. «обозначили» Александру II и его окружению «дорогу развития, реформ, освобождения»: «Все приходит в движение; мышцы, сдавленные смирительной рубашкой, расправляются. Ставятся на очередь самые жизненные вопросы. Россия спокойно вступает на путь экономической революции»[88]. Рассматривая деятельность Я.И. Ростовцева и редакционных комиссий, Н.П. Огарев восклицал на страницах «Колокола», что есть уникальный шанс «внести в историю первый пример, как дело свободы обходится без крови»[89].
Но в тоже время А.И. Герцен и Н.П. Огарев реализацию демократических преобразований в России связывали не только с реформами «сверху». Мыслители верили в послевоенное оживление общественного движения за просвещение и гражданские свободы. Эти ожидания определенно звучат в предисловии к «Колоколу»: «Севастопольский солдат, израненный и твердый, как гранит испытавший свою силу, так же подставит свою спину палке, как и прежде? Ополченный крестьянин воротится на барщину так же покойно, как кочевой всадник с берегов каспийских, стороживший балтийскую границу, пропадет в своих степях? - Не может быть. Все в движении, все потрясено, натянуто»[90].
Рассуждая об общественном подъеме после Крымской войны, А.И. Герцен и Н.П. Огарев искали аналогию с ситуацией, сложившейся после победы России над Наполеоном. Время после Отечественной войны - этап существенного развития народной мысли, когда «все общество, дыша полной грудью, чаяло реформ»[91]. Н.П. Огарев считал, что после крупных войн с участием России неизменно увеличивается число произведений искусства, противоречащих официальной идеологии: «...никогда столько не писали прозы и стихов вне цензуры, как в десятилетие после 1815 года и после 1854»[92]. Отечественная война и Заграничные походы изменили облик российского офицерства. По мнению А.И. Герцена, офицеры стали «более серьезными, более впечатлительными», далекими от «духа покорного послушания и вечного обоготворения власти, которым так отличалось русское дворянство»[93]. Это привело к зарождению декабризма - высшей точки отечественной демократической мысли начала XIX в. в восприятии А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Но если движение декабристов было по преимуществу дворянским, офицерским, то в середине XIX в. демократы рассчитывали на понимание и поддержку передовых социальных доктрин и самыми массовыми участниками войн -солдатами и крестьянами. По этой причине, рассматривая возможность крестьянской революции, ее идеологи в своих работах постоянно обращались к проблеме участия в ней армии. Впервые эту мысль изложил в 1857 г. Н.П. Огарев: «Крестьянская революция в России тем возможнее, что войско будет за нее. Нет ни одного государства, где бы войско, несмотря на долговременность службы, было бы так дружно с народом, как у нас»[94]. Так, на рубеже 1850-1860-х гг., наряду с образованной частью общества, молодежью, крестьянством, одним из объектов революционной агитации в России становятся военные.
В теоретических и агитационных трудах демократических мыслителей получил отражение сформулированный Н.П. Огаревым план «военно-крестьянской» революции. Были учтены главные ошибки декабря 1825 г.: обособленность действий, территориальная ограниченность восстания, отсутствие поддержки со стороны широких слоев населения. Поэтому противники царизма стремились объединить различные социальные силы и армию в освободительном движении. Идея об обреченности выступления, не имеющего опоры в массах и военной среде, присутствовала, в частности, в ряде агитационных работ Н.П. Огарева, названия которых говорят сами за себя: «Что надо делать войску?», «Что нужно народу?», «Всему народу русскому крестьянскому от людей ему преданных поклон и грамота», «Братья солдаты! Одумайтесь - пока время», «Братья солдаты! Ведут вас бить поляков», «Офицерам всех войск от общества “Земля и воля”». Основная миссия военных в случае народного восстания состояла в том, чтобы не допустить участия войск в его вооруженном подавлении: «Что же делать солдатам и офицерам? Ничего не делать, то есть не ходить против народа. Только этим войско может спасти Россию от бед и кровопролития»[95]. «При значительном крестьянском восстании правительство будет поставлено в очень курьезное положение: солдаты по мужикам стрелять не станут. Да и большинство благородных офицеров не позволит им стрелять», - утверждал Н.П. Огарев[96]. Такая позиция на деле не была бы пассивной, так как предполагала уклонение военных от исполнения приказа властей, а значит присоединение к бунту.
89
Российский государственный военно-исторический архив (далее -РГВИА). Ф. 801. Оп. 88. Д. 11. Л. 5.
93
Герцен А.И. Исторические очерки о героях 1825 года и их предшественниках, по их воспоминаниям // Там же. Т. XX. М., 1960. С. 232.
94
Огарев Н.П. Правительственные распоряжения (с 1857 г.) // Колокол.
1 сент. 1857. № 3. С. 19.
95
Огарев Н.П. Что надо делать войску // Конец крепостничества в России (документы, письма, мемуары, статьи). М., 1994. С. 417.