Когда во Мгеберовск входили вооруженные силы вольного города Амперска, местная телеграфная станция прекратила свою работу, оборвав передачу очередной депеши на полуслове.
Сами телеграфисты покинули станцию в неизвестном направлении, впрочем, оставив аппараты в целости и сохранности.
Новые власти хоть и добрались до телеграфной станции, дверь выставлять, на ночь глядя, не стали. Ограничились тем, что помещение опечатали.
Но ночью у дверей телеграфной станции появился уставший немолодой человек, одетый в штатское. Осмотревшись по сторонам, принялся за дело. Аккуратно срезал печати новой власти, затем заранее припасенной канцелярской скрепкой вскрыл замок власти предыдущей.
Войдя в помещение, свет зажигать не стал, но телеграфный аппарат включил.
Затем отбил принесенное с собой сообщение — краткое, но предельно ясное.
После того выключил аппарат, покинул помещение телеграфной станции, закрыл замок, приклеил печати ровно на то место, где они были, и удалился в ночь.
Словно и не было ничего.
-//-Так иногда случалось.
Посреди иной ночи телеграфный аппарат начинал работать. Телеграфист вскакивал с кушетки, подбегал к телеграфу, ожидая принять сообщение важное настолько, что никак нельзя терпеть до утра.
Но вместо важной депеши с соседней станции приходили телеграммы от неизвестно как появившейся на линии девушки.
Она не сообщала никаких эпохальных вестей, а рассказывала телеграфисту, что в эту ночь ей не спиться… Кстати, а отчего не спит ее собеседник? А сколько ему лет? Какого цвета глаза?
Барышня явно флиртовала: говорила, что сидит у телеграфного аппарата абсолютно одна, что она одета не то в неглиже, не то и вовсе без оного. И что девушке холодно, и она хочет тепла. Варианты одеться потеплее просто не рассматривались…
В общем, получалась если не любовь по телеграфу, то легкий флирт.
Сперва телеграфисты ездили на соседнюю станцию бить морду провокаторам. Те словно ждали драки. Но после мордобоя и непосредственно во время замирения за бутылкой первача выяснялось, что местных телеграфистов так же разыгрывает какая-то сволочь.
Устраивали обходы линии, на предмет незаконных врезок и повреждений. Но ничего не находили. Да и честно говоря, не шибко-то искали, потому что иногда в ночную смену ну такая скукотища! Тем паче, что телеграфная линия тянулась через леса дремучие, вероятно местная нечисть тоже шла в ногу со временем, обзаводилась телеграфными аппаратами, радиоточками.
Потому, когда на станции в Егорьевске ударил звонок телеграфного аппарата, разбуженный дежурный вскочил на ноги чуть не с воодушевлением.
Занял свое место, надеясь, что остаток ночи можно будет провести нескучно. А может статься удастся эту барышню закадрить, пригласить на свидание. Только, чур, в городе, на болота он не ходок…
Но нет, вместо любовной переписки телеграф выдал непонятную мешанину букв. Насчет такого у телеграфиста была донельзя четкая и краткая инструкция: передать начальству.
Начальство забрало телеграмму с кивком вместо благодарности. И чуть не в полном составе штаба сели за разбор полученного. Ясно было, что сообщение полученное из Мгеберовска, зашифровано.
Стали гадать и думать — что же там написано. Ведь раньше общались с эти городом без «флагов», то бишь — шифром. И не то чтоб никто никаких кодов не знал — все в штабе были большевиками если не старыми, то в годах. У всех был опыт подпольной работы, все проходили школу конспиратора: лепили чернильницы из хлеба, писали меж строчек молоком всякие непристойности, стреляли с обеих рук и бросали бомбочки по чучелу градоначальника. Разумеется, у революционеров был свой шифр. Для шифрования пользовались какой-то книгой. Номер страницы записывали в числителе, а в знаменателе — номер буквы. Ломался этот шифр легко — при том условии, что у вас есть те же книги, кои потенциальный революционер имеет при себе.
Но для непосвященного выглядел, как какая-то бумажка, оброненная не то математиком, не то бухгалтером.
Разумеется, в депеше, зашифрованной этим кодом, были только цифры. Но в телеграмме, полученной из Мгеберовска напротив, имелись сполшные буквы.
Поскольку из Мгеберовска больше сообщений не поступало, решили — город захлестнула контрреволюция и теперь морочит головы революционерам.
Неизвестно бы, сколько и дальше потеряли время из-за этой депеши, но через полчаса в помещение штаба вошел военный специалист, имевший в армии Николая Кровавого чин — страшно сказать — майорский. В силу этого звания, доверия к нему не было никакого, и к слову сказать, позже этого военспеца расстреляли. Сделали это на всякий случай — все из-за того же звания.
Но тогда кто-то просто из озорства прикрыл часть сообщения и спросил: можешь прочесть?
Военспец кивнул: могу. Многие сначала подумали, что бывший майор так ответил тоже баловства ради. Но тот читать начал быстро, почти без подготовки.
Сообщение было зашифровано простым кодом Цезаря.
— Простая циклическая замена, — пояснил бывший майор, уже после того как из его рук забрали телеграмму. — «А» заменяется на «Д», «Б» на «Е»… «Я» на «Г». В начале империалистической была иная система шифров. Но ее без труда читали австрияки и немцы. Потому стали код Цезаря пользовать. Толку от него почти столько же, но нам возни было поменьше…
После объяснений, военспеца выставили за дверь и прочли депешу полностью.
Затем долго молчали. Кто-то думал, остальные делали вид, что заняты тем же. Впрочем, даже те, кто действительно думал, считали за лучшее держать свое мнение при себе же.
Ждали комментариев от человека важного, облеченного властью, который в края эти попал из самой Москвы. И звездочка на его фуражке была не чета местным аналогам — вырезанным из жести и крашеным фуксином. Красная звезда с молотом и плугом этого начальника была тоже московская, изготовленная на ювелирной фабрике братьев Бовье.
И москвич действительно заговорил:
— Мгеберовск, получается, потерян?
Все промолчали. Скажешь, что нет — соврешь. Согласишься — тебя же и объявят крайним, хотя и Мгеберовск ты видел раз в жизни, да и то на карте.
— И Амперск тоже?..
Молчание стало оглушающим. В такой момент не рыпайся, а лучше — не дыши. Заурчит в желудке — считай, пропал.
— Что еще в том районе происходит?
В районе в том не происходило ровным счетом ничего хорошего. Поэтому москвича ими старались не раздражать…
Но коль на то уже пошло…
— У Кокуя дивизия товарища Кузина разбита частями полковника Подлецова. — послышался осторожный голос. — Штабу вроде бы удалось спастись, погрузились на пароход, да комиссар расстрелял лоцмана по подозрению в измене. Без лоцмана пароход разбили о камни. Поскольку все на борту к тому же были пьяны, то большинство утопло…
Москвич встал и неспешной походкой прошелся к стене, на которой висела карта уезда. Рассматривал ее долго. Наконец повернулся к присутствующим.
— Так что, у нас в том районе боеспособных частей не имеется? — спросил москвич.
— Нет…
— А небоеспособных?
— Да, наверное, кто-то и имеется, по лесам рассыпанный. Да их попробуй только найди.
По всему получалось, что положение в этой местности складывается наизабавнейшим образом. Получалось, что красные разбиты не пойми как и не пойми кем. Пропали, словно в омут канули. Зато из словно из этого тихого некогда омута лезет всякая гадость.
— А этот полковник… — заговорил военком.
— Жихарев… — услужливо подсказал кто-то.
— Да, именно… Он из белых, вероятно?..
— Ну да. Из бывших.
Военком про себя с облегчением вздохнул — это хотя бы привычнее.
— Впрочем, положение небезнадежно. — продолжил военком. — В резерве армии, насколько я знаю, есть крайне специфический батальон. Думаю, эта задача вполне подходит для этого подразделения.