Немного подумав, Геддо махнул рукой, продолжил:
— Мало того, есть версия, что умерший дракон был не последним, а предпоследним. Он может нырнуть в море, и вынырнуть через несколько месяцев и за триста верст. Сможет сжечь город. А ведь молодой дракон — что сырая глина. Что из него вылепишь, то и будет. И важно, кто дракона воспитает, как воспитает…
— И вы знаете, как туда пройти? — спросил Рихард.
— В некотором роде. По его просьбе была составлена указующая карта, которая тут же была разбита на части. На одном листе были нарисованы некоторые дороги в этой местности, на другой — остальные. На иных листах поместились реки и озера, леса, холмы… И если листы наложить один на другой, то можно будет увидеть полную карту. А затем части этой карты были разосланы почтовыми голубями по свету.
— Я так понимаю, у вас тоже имеется часть этой карты. — предположил Рихард.
— Да. И самая главная.
— Но без остальных она мало что значит?
— Именно так.
— Тогда, наверное, вы нам можете ее показать?
— Легко.
Из своей сумки Геддо достал деревянную тубу. С пронзительным скрипом снял хорошо притертую крышку. Из тубуса извлек листок бумаги.
Продемонстрировал его присутствующим — бумага была тонкой, почти прозрачной.
Затем, вернул бумагу на место.
Долго никто не мог ничего сказать. Наконец, заговорил Аристархов:
— Вы ничего не спутали?
Геддо покачал головой.
— Но насколько я мог рассмотреть, на бумаге имеется только одна пометка. Или я что-то пропустил?
За поддержкой Евгений повернулся к Геллеру. Тот молча кивнул: да, именно так…
— Не сильно впечатляет.
— На самом деле многие истины выглядят не особенно значительно.
— И что отождествляет этот крест?
— Остальные листы соберут карту — с лесами и реками, дорогами и селами. Но моя даст положение на местности… Координаты.
— Глупости какие-то. Координаты никто крестом не обозначают. Должны быть цифры, ориентиры.
— Это место будет видно за версту. Все говорит о том, что схрон будет таким, что мимо него не пройти.
Рихард пожал плечами, печально улыбнулся:
— Я бы на месте этого Лехто искал бы не карту, а картографа. наверняка он что-то запомнил.
Геддо покачал головой:
— Не выйдет… Были такие хитрые…
— Почему? Вы что, его убили?
— Отнюдь. По условию контракта ему обещали вернуть юность… И избавить его от некоторых воспоминаний.
— Скажите… — задумчиво проговорила Ольга. — А Лехто тоже получил свою часть карты?
— Вероятно, получил. Несомненно, он получил не только свои, но и чужие части… Лехто, безусловно, лучший. Может быть даже величайший. И ему взбрело в голову, что в один день он станет единственным. Его проклинать или насылать порчу — бесполезно. На него наведено сотни, если не тысячи порч. Есть мнение, что некоторые он распознает и возвращает назад.
— И что там находится? — не вытерпел Аристархов. — Вероятно, банальные сокровища?
— Нет… Вернее, они там тоже есть, но дело совсем не в них. Гораздо важнее знания, библиотека, которая осталась после Ву. Но наверняка там есть что-то неожиданное… Потаенное…
Геддо говорил спокойно, проникновенно. Выглядело так, словно дедушка читает сказку на ночь. Еще немного, и его слушатели разбредутся по комнатам, лягут в свои кровати, заснут крепко и им присниться…
Да и неважно, что приснится…
— Пожалуй, пора спать… — зевнула Ольга.
— Да, пора… — кивнул Рихард. — Завтра продолжим. А вы, милейший волшебник, не думайте бежать. За пулемет и серебряные пули к нему полсостояния отдал, и теперь этого так не оставлю. Сбежите — за вами начну гоняться и я… А уж поверьте — опыта у меня в поисках много. Останетесь — завтра подумаем, что делать. Ибо как говорят малороссы "Вместе хорошо и отца бить"…
Извечный спор славян между собой
…Ночью ударил мороз. Разом осыпался весь желтый лист по городу.
За морозом ворвалась зима, которая до сего дня околачивалась по лесам и полям за городом.
И пока весь город спал, осень и зима боролись друг с другом за право обладать землей.
Они дрались не до смерти, а как два азартных игрока, которые сходились раньше и встретятся опять. Играли в странную игру, пытаясь перебить ставки друг друга.
Осень секла дождем, зима вплетала в тугие нити воды зигзаги снежинок. Медь и золото листвы падали на землю, и тут же на них ложилось серебро снега.
Но к утру безмолвное поле боя осталось за зимой. Осень утекала к югу, а ночь — на запад.
Город просыпался, и теперь дворники, проклиная день, когда они выбрали себе эту профессию, мели улицы и колодцы дворов.
Аристархов проснулся без четверти шесть. В сером утреннем свете посмотрел время, на несколько оборотов подзавел хронометр, спрятал его в карман и приготовился спать дальше. Но сон уже не шел. Поворочался с полчаса с боку на бок, долго слушал шелест дворничих метел. Затем понял, что уже не уснуть. Поднялся на ноги.
В другом углу комнаты мирно посапывал Клим.
Евгений прошелся по комнате, стараясь не скрипеть половицами. Это ему почти удалось, но в конце пути предательски скрипнула дверь. Аристархов обернулся, ожидая увидеть проснувшегося Клима. Но тот спал как младенец. Требовалось нечто более существенное, чтобы прервать его сон.
По лестнице спустился в обеденный зал… И обнаружил там сидящего за столом Геллера.
Он не то проснулся раньше Евгения, не то не ложился вовсе. Во всяком случае, Аристархов не слышал, как Рихард выходил из своего номера.
В чашке Рихарда, поверх кофе лежал легкий дымок, рядом стояла полная пепельница. В его тонких пальцах крутилась, словно жезл тамбурмажора, очередная папироска.
Вошедшему Евгению кивнул:
— Присаживайся. — и тут же крикнул половому. — Еще одну чашку кофе. Быстро!
Вместо благодарности, Евгений зевнул.
Рихард с ужасным хрустом сложил газету, но совсем не по тем сгибам, кои газета получила в типографии. Новость, которая так волновала Рихарда, была хоть и важной, но оказалась на второй полосе:
— Ну вот читай… Германец сдался. Конец войне. Теперь мы не при делах… Как бы то ни было, союзники справились сами.
На газету Евегений посмотрел на газету одним глазом, кивнул.
— Нет, ну ты слышишь! Окончилась война! На которой мы кровь проливали!
— Рихард, — снова зевнул Евгений. — Я что-то не помню, чтоб ты в германскую был ранен. Так понимаю, то, что ты при бритье резался, или там с коня упал, нос разбил — это не считается?..
— Я образно говорю. Но ты-то ведь проливал! Был ранен?
— Ну и что с того? Я и на японской был ранен. Опять же — японская тоже окончилась…
— Ну все же ты должен как-то прореагировать!
— Не подскажешь, как именно?..
В ответ Рихард отмахнулся: да ну тебя.
Почти тут же к столу спустился Клим. Рихард кивнул ему в знак приветствия. Евгений не сделал и того.
Пролистав одну газету, Геллер принялся за следующую. В ней ему не понравилось даже название:
— Нет, вы только послушайте! Детский сатирический еженедельник: "Вилы в бок". Они вообще представляют как это — вилы в бок? Это же совсем не смешно и очень больно. А часто и смертельно. Еще бы назвали журнал "Ломом по спине"!
Еженедельник пролистнул быстро, так ни разу и не улыбнувшись, после него открыл бульварные листки. Начал читать их, с конца, с рубрик знакомств:
— Вот, к примеру некая мамзель пишет:
"…Так как я осторожна и даже немного совестлива, я не принЕмаю ничего не взвесив заранИе все «за» и «против». Я не ожидаю многоВо от жизни."
Рихард читал, выделяя интонацией каждую ошибку.
— …Как говориться: комментарии излишни. Безусловно: если пишешь «многого» через «В», то чего хорошего можно ожидать от жизни?.. — листнул страницу, вчитался в следующее объявление. — А вот это вам, Клим, наверное, будет интересно.