Я поинтересовался у народа насчет еще одного своего дружка — Макферсона. С этим белым парнем я довольно близко сошелся, когда мы вместе сидели в «малой камере смертников», пока его не отправили в настоящую камеру смертников в Квентине. Я что-то слышал о пересмотре его дела. Оказалось, что так и было. Макферсон сидел в больничном отсеке, как раз за углом, так что я прокричал ему приветствие. Он был счастлив услышать мой голос. Потом мы вспомнили старые времена. На мой вопрос о его деле он ответил, что ожидает еще одного приговора к смертной казни. Его опять обвинили в убийстве первой степени, и со следующей недели он начинал ждать нового судебного слушания.[55]
Макферсон был одноглазым. Второй глаз он потерял в тюрьме в Санта-Рите до того, как его обвинили в убийстве. Он был в изоляции, никому с ним не разрешали разговаривать. У Макферсона помутился рассудок, и он воткнул себе в глаз карандаш. Охранник потом рассказывал, что после этого Макферсон упал с криком: «Я убил Гошера». Гошер был немецким инженером, в убийстве которого Макферсон обвинялся и был признан виновным. Однако дело Макферсона было пересмотрено. Апелляционный суд признал его сумасшедшим на момент заявления. Суд посчитал, что, хотя Макферсон и сделал заявление, оно не может быть использовано как признание. Новый суд обвинил его снова, потому что кузен Макферсона свидетельствовал против него. Кузен, которому тоже было предъявлено обвинение в убийстве, нанял себе ловкого адвоката, получил неприкосновенность от обвинения и дал показания. Кузен признался в соучастии в убийстве, но показал, что убийство совершил Макферсон. Тут уж никакие протесты не могли спасти Макферсона. А вот его кузен так в тюрьму и не попал.
Около десяти часов утра ко мне пришли адвокаты, чтобы обсудить слушание о залоге. Им казалось, что залог будет определен где-то в размере 100.000 $. Они пытались договориться об освобождении под мою собственную гарантию, но пока было неясно, получится у них или нет. Окружной прокурор демонстрировал снисходительность и готовность сотрудничать, что было удивительно при любых обстоятельствах. Но это было совсем неожиданно с учетом того, что окружным прокурором был Лоуэлл Дженсен, который был обвинителем на моем процессе. Он сменил Фрэнка Коукли на посту прокурора Аламедского округа. Новое отношение Дженсена нас порядком озадачило. Мы решили, что он знал о неизбежности моего освобождения под залог и потому был таким покладистым, показывая свою «честность». Поражение стало бы для него ударом, но освобождение под залог было неизбежным в любом случае, поскольку меня уже не могли за преступление, караемое смертной казнью. Но какой же будет сумма залога? Сначала мои адвокаты пытались выяснить это в суде, судья отправил их к прокурору. Они поехали к нему, однако Дженсен сказал им поговорить с судьей. Так они и перекладывали ответственность друг на друга. Наконец, окружного прокурора уведомили, что решение принимать ему, с чем он и смирился.
Мои адвокаты указали на то, что я никогда не предпринимал попытки сбежать от правосудия, будучи отпущенным под залог, и всегда приходил в суд вовремя. По словам Дженсена, он верил, что я обязательно появлюсь в суде, следовательно, у него не было повода не удовлетворить ходатайство об освобождении под залог. С одной стороны, Дженсен не хотел огорчать негритянскую общину слишком высоким залогом, с другой — не хотел злить своих друзей назначением небольшой залоговой суммы. Для таких людей, как Дженсен, правосудие имеет дело лишь с политикой, а не юридической процедурой. Мои адвокаты напомнили прокурору, что в делах, подобных моему, когда обвиняемый имеет репутацию человека, всегда являющегося в суд, сумма залога обычно не превышает 5.000 $. С этим доводом Дженсен не стал спорить, но сказал, что должен увеличить залог, поскольку, во-первых, однажды я уже был осужден, во-вторых, из-за серьезности дела, и, в-третьих, потому, что отпущенный под залог Элдридж Кливер в суд не явился.[56] Адвокаты сказали, что согласятся тысяч на десять, хотя, по их мнению, это и было слишком много. Переговоры моих адвокатов с окружным прокурором проходили в его офисе утром 4 августа, во вторник. Мне было назначено явиться в суд на следующий день — в среду. Пока обсуждался размер моего залога, я ждал в тюрьме, время от времени мои адвокаты сообщали, как идут дела.
С момента моего последнего пребывания в Аламедской окружной тюрьме здесь мало что изменилось. Плохая еда, грязные камеры, оскорбления со стороны охранников и еще сотня прочих способов унижения человеческого достоинства — все это было для окружной тюрьмы обычным делом. Со Славным малым у нас получился отличный разговор о партии «Черная пантера». Кстати, у него были привилегии в отсеке, а, значит, больше свободы, чем у остальных.
Одной из обязанностей Славного малого было разносить еду остальным заключенным. За это он получал дополнительный сэндвич и кофе. Каждый день около шести вечера полицейские сопровождали «привилегированных» заключенных с подносами из кухни обратно к камерам. Славный малый принес еду в «комнату отдыха». Прошло двенадцать часов после моего прибытия в тюрьму. В тот вторник некоторые заключенные сидели у себя в камерах, наверное, они неважно себя чувствовали. В этих обстоятельствах полицейский должен был открыть каждую камеру, где сидел заключенный, с тем, чтобы «привилегированный» внес в камеру поднос с едой. В противном случае ему приходилось пропихивать поднос под дверь. Однако была отличная причина не проталкивать подносы под дверью. Решетки в камерах чистотой не отличаются, поэтому очень вероятно, что в еду попадет грязь, когда поднос будут пропихивать под дверь. Больше двух лет назад, когда я впервые попал в окружную тюрьму, ее инспектировало большое жюри. Согласно одной из рекомендаций большого жюри, еду не следовало проталкивать под дверь. Но когда Славный малый попросил охранника открыть камеру, полицейский отказался и велел ему протолкнуть поднос с едой под дверь. Славный малый не стал выполнять приказ и объяснил причины своего отказа.
В этот момент полицейский напустился на Славного малого, что было совсем не к месту. Полицейский сказал, что, если Славный малый ведет себя как человек, то он будет обращаться с ним как с человеком, на что Славный малый ответил, что не хочет, чтобы с ним обращались как с человеком, пусть с ним обращаются как с осужденным, иначе он будет обходиться с охранником как с полицейским. Интересно наблюдать, как этот парень ведет себя в напряженной ситуации: когда он что-то объясняет, он начинает двигаться. Так что и сейчас его руки и ноги немножко подергивались. Какое-то время Славный малый спорил с полицейским. Наконец, он пропихнул поднос под дверь, но на этом спор не закончился. Я попытался остудить Славного малого. Я знаю, что происходит в подобных ситуациях; когда ты сидишь взаперти, о победе речи не идет. Так или иначе, тебе приходится защищать какие-то принципы. Но пока остальные не посягают на основные права, лучше уйти в сторону, воспользовавшись благоприятным моментом. Иными словами, победить очень сложно, поэтому ты почти всегда проигрываешь. Прежде чем зайти слишком далеко, нужно убедиться в том, что за принцип, который ты защищаешь, можно умереть.
Между тем конфликт набирал обороты. Стоило полицейскому что-нибудь сказать, Славный малый отвечал ему. Проталкивание подноса под дверь камеры перестало служить предметом спора. Осталась только злость и взаимные оскорбления. Я вновь попытался утихомирить парня, но он не хотел остановиться. Он стоял около двери в тюремный отсек, препирался с полицейским, ходил туда-сюда и подергивался. Все остальные молча ели и наблюдали за происходящим.
Неожиданно полицейский ушел. Я рассказал Славному малому о рекомендации большого жюри не допускать проталкивания подносов под дверями камер. Он был абсолютно прав, сказал я ему, однако он должен был либо что-то сделать, либо вообще ничего не делать, но только не спорить по данному поводу. Ему следовало позволить мусору упасть туда, куда он мог, потому что спором здесь ничего не решишь.
55
По законам Калифорнии, если обвиняемому грозит смертная казнь, он проходит через два суда. Первый суд должен решить, виновен подсудимый или нет. Если его признают виновным в совершении убийства первой степени, он должен предстать перед судом еще раз, причем присяжные должны быть те же. Во второй раз суд определяет меру наказания. Между двумя судебными процессами был перерыв. Вот этот перерыв и предстояло отсидеть Макферсону. (Прим. автора)
56
В результате засады, которую полиция устроила «Черным пантерам» 6 апреля 1968 года, когда погиб Бобби Хаттон, Калифорнийское управление по делам совершеннолетних отправило Элдриджа Кливера в тюрьму Вакавиль за нарушение режима условно-досрочного освобождения и на основе других обвинений. Он пробыл в тюрьме два месяца. Чарльз Гэрри подал судье Высшего суда округа Солано Рэймонду Шервину прошение о выяснении правомерности содержания Кливера под стражей. Распоряжение управления по делам совершеннолетних от 27 сентября 1968 года было пересмотрено. Судья Шервин отметил, что условно-досрочное освобождение Кливера было прервано без судебного слушания, кроме того, не были представлены доказательства в пользу выдвинутых против него обвинений. Кливера освободили под залог в $50 000, после чего управление по делам совершеннолетних сразу же начало добиваться пересмотра решения судьи Шервина в Калифорнийском апелляционном суде. Как Апелляционный суд, так и Высший суд штата согласились с решением управления по делам совершеннолетних отменить условно-досрочное освобождение. Кливеру было приказано явиться обратно в тюрьму 27 ноября 1968 года. Но он туда не вернулся и уехал из Штатов сначала на Кубу, а потом в Алжир. (Прим. автора)