Тем временем мы продолжали помогать Бобби и Эрике. В одной из поездок в Нью-Хэвен по делам, связанным с подготовкой судебного процесса, я встретился с Эриком Эриксоном, известным автором многих книг, профессором эволюционной психологии в Гарварде. Его сын Кай, по образованию социолог и глава Трамбольского колледжа в Йеле, посчитал, что для меня и его отца было бы интересно провести серию дискуссий. Я согласился, и в начале февраля 1971 года Кай организовал трехдневный семинар в Йельском университете. В семинаре приняли участие два преподавателя университета и четырнадцать студентов — восемь белых и шестеро чернокожих. Встречи проходили в библиотеке издательства университета.
Мне очень нравился Эриксон, и у нас с ним неплохо получилось провести семинары, несмотря на кое-какие трудности с общением в первые два дня. Сначала мы не попадали в такт друг другу, а студенты говорили такие сумасшедшие вещи, что только затрудняли нашу беседу. Они пришли слушать революционные лозунги и пропаганду насилия, и их не удовлетворяло что-то меньшее, чем радикальные решения социальных проблем. Разговор строился вокруг идеологии «Черных пантер». Эриксон увидел обоснованность идеологического подхода нашей партии. Он указал, что два человека могут любить друг друга, если только оба они обладают чувством собственного достоинства. В противном случае их отношения будут уже чем-то иным. Эриксон отметил необходимость понимания того, насколько сложны все проблемы и все взаимоотношения. Он внес немало ясности в нашу беседу, вспомнил свою молодость, когда он был студентом Фрейда, обратился к своим исследованиям, посвященным Ганди и Мартину Лютеру. Несмотря на некоторые разочаровавшие меня моменты, думаю, мы оба узнали друг от друга много нового.
Во время встречи с Эриксоном в Йельском университете моей секретаршей была Конни Мэтьюс, состоявшая в нашей партии. Конни была родом с Вест-индских островов, но потом она перебралась в Европу и какое-то время жила в одной из скандинавских стран. Она утверждала, что бегло говорит на нескольких языках. Конни вступила в нашу партию после того, как услышала выступление Бобби Сила во время одного из его европейских турне. Тогда я был еще в тюрьме. Сначала она занималась организацией групп «Черных пантер» в Европе, а затем переехала в американское посольство в Алжире и перешла под руководство Элдриджа Кливера. Когда оставалось меньше двух месяцев до моего выхода из тюрьмы, Элдридж отправил Конни в Окленд для работы в центральный штаб партии. Там ей велели заниматься подготовкой моих поездок, выступлений и т. д. Мне она показалась не очень надежной, поэтому я несколько раз предлагал отослать ее обратно в Алжир, но Элдридж настаивал на том, чтобы оставить Конни в Окленде.
В конце 1970-х годов Конни вышла замуж за Майкла Тейбора по кличке Сетавайо. Этот парень был членом нашей партии в Нью-Йорке. Он оказался среди участников того самого цирка, который штат назвал делом о заговоре (всего по этому делу обвинялся двадцать один человек).[60] Сетавайо был отличным организатором и неплохим оратором, однако он пострадал от употребления сильных наркотиков и тюрьмы. Он полностью попал под влияние Конни.
Когда завершились наши с Эриксоном семинары, Конни и Сетавайо исчезли, прихватив с собой немало моих личных документов. Разумеется, когда Сетавайо не явился в суд, будучи выпущенным из тюрьмы под залог, остальные обвиняемые попали в опасную ситуацию. Но еще больше меня озадачивал другой вопрос: куда эта парочка могла отправиться? Конни не являлась гражданкой Соединенных Штатов, и у нее были бы проблемы, останься она на территории страны. Сетавайо бежал из-под суда, и он не мог так легко перемещаться за границей, за исключением Кубы и Алжира. Я не думал, что они рванули на Кубу: они были не похожи на тех, кто готов работать до седьмого пота. Если они поехали в Алжир, то там они попали бы прямо к нам в руки. Однако последняя версия заставила меня крепко поразмыслить. Прикинув все варианты, я начал подозревать, что что-то было не так между Элдриджем Кливером, который находился в Алжире, и Центральным комитетом партии в Окленде. Но я ничего не сказал, у меня не было достаточно доказательств, поэтому я решил подождать и понаблюдать.
Между тем на 5 марта 1971 года в Окленде был запланирован грандиозный митинг. Он открывал крупномасштабную акцию в поддержку всех политических заключенных. Основной упор делался на предстоящий суд над Бобби и Эрикой в Нью-Хэвене. Митинг, получивший название День солидарности всех общин, должен был состояться в Оклендском зрительном зале. Главным оратором на митинге должна была стать Кэтлин Кливер. Музыкальное сопровождение обеспечивали группы «Грейтфул Дед» и «Люмпены»; вторая команда — это была группа «Черных пантер», целью которой было не развлекать публику, а при помощи музыки и песен поднимать уровень политической грамотности слушателей. Мы хотели привлечь многих и самых разных представителей негритянских общин Залива.
Во время подготовки митинга я несколько раз беседовал с Элдриджем по телефону. Несмотря на некоторые разногласия по вопросам стратегии и тактики, мы все-таки сошлись на том, что митинг надо проводить так, как он запланирован. Однако мы начали сильно сомневаться по поводу прибытия Кэтлин. И у нас была на то причина, ведь она не появилась в ноябре прошлого года на Революционно-конституционном съезде в Вашингтоне. Но когда я поделился этими сомнениями с Элдриджем, он заверил меня, что Кэтлин обязательно приедет.
В дополнение к митингу в Окленде мы запланировали проведение серии митингов по всей стране с участием Кэтлин и местных представителей партии. Через эти митинги мы намеревались привлечь людей, которых потом могли организовать в группы. Предполагалось, что эти группы будут привлечены к подготовке защиты на различных судебных процессах, а также примут участие в программах по выживанию, которые осуществляла партия.
Чтобы разрекламировать День солидарности всех общин, я согласился появиться в одном ток-шоу на местном телевидении. Выступить в этой программе означало использовать средства информации, принадлежавшие угнетателю, с целью передачи нашего сообщения народу. Примерно за три часа до начала телепрограммы у меня возникла интересная идея, и я позвонил Элдриджу, чтобы обсудить ее с ним. В это шоу обычно звонили люди и задавали вопросы, но я хотел предложить кое-что другое. Ведущий шоу мог бы позвонить Элдриджу в Алжир, поговорить с ним о митинге в прямом эфире и сделать анонс выступления Кэтлин. Я знал, что это подогреет интерес к митингу и увеличит число участников. Самое главное, что повысить явку на митинг можно было за счет телевидения. Организаторы шоу с энтузиазмом приняли мою идею. Когда я рассказал о своем плане Элдриджу, ему тоже понравилось, и он пообещал подготовиться к звонку. В то утро я приехал на телевидение в оптимистичном настроении. Нас ждала лучшая местная реклама, на митинг придет уйма народу, мы заложили прочную основу для нашей работы по освобождению политических заключенных. Вот что я думал перед началом программы.
Потом начался телефонный разговор с Элдриджем, и все перевернулось с ног на голову. Сначала даже я поверить не мог в то, что он делает. Он вмешался в партийные дела и не просто в партийные дела, а в дела Центрального комитета, затронув вопрос об исключении из комитета Конни Мэттьюс Тейбор, Сетавайо Тейбора, «группу двадцати одного», обвиняемых в нью-йоркском заговоре, а также Элмера Пратта по кличке Джеронимо, члена нашей партии из Лос-Анджелеса. Все эти «Черные пантеры» обвинялись в серьезном преступлении — в совершении действий, которые подвергли опасности других товарищей и партию в целом. Нью-йоркская «группа двадцати одного» написала открытое письмо «Метеорологам», в котором говорилось, что руководство нашей партии потеряло революционный дух. Там также было сказано, что настоящим авангардом революции являются «Метеорологи». Мы спокойно отнеслись к подобному заявлению, если они захотели занять такую позицию — это их личное дело. Однако Центральный комитет посчитал, что этим письмом «группа двадцати одного» сама исключила себя из партии. Официальное исключение было лишь подтверждением этого факта. В остальных случаях действия Центрального комитета тоже были оправданы, поскольку их совершения нашлось предостаточно оснований.
60
2 апреля 1969 года был арестован двадцать один человек из нью-йоркского отделения нашей партии. Их обвиняли в заговоре, целью которого была подготовка взрывов в нескольких полицейских управлениях Нью-Йорка, в нескольких магазинах, в Нью-йоркском ботаническом саду и на Нью-хэвенской железной дороге. Залог был назначен в размере $100 000 за каждого. В ожидании суда обвиняемые провели в тюрьме десять месяцев. Судебный процесс продлился восемь месяцев, и 13 мая 1971 года тринадцать подсудимых, включая двух сбежавших в Алжир, были единодушно признаны невиновными. Все двенадцать пунктов обвинения были с них сняты. (Прим. автора)