Но это далеко не самое главное в деятельности долгушинцев. Уже с весны 1873 г. они развернули лихорадочную деятельность. Чувствовалось, что все вопросы они для себя решили; летом того же года долгушинцы уже «в народе». Не жалея себя, не думая о себе, они печатали доморощенным способом прокламации, распространяли их среди крестьян, читали им вслух. Никаких предосторожностей, никаких опасений.
…Пойти «в народ». «Это не так просто, как другие себе представляют: прочла-де молодежь одну-другую полдюжины критических книжек, послушалась призыва Бакунина и Лаврова и пошла в народ. Нет! То была подлинная драма растущей и выпрямляющейся души, то были муки рождения больших дум и тревожных запросов сердца», – вспоминал впоследствии революционер О. Аптекман.
О чем же говорили долгушинцы крестьянам? И только ли к крестьянам они обращались со своей пропагандой? Рассмотрим две написанные и отпечатанные ими прокламации: «Русскому народу» и «К интеллигентным людям».
Доказывая, что крестьянину нечего ждать помощи от дворян и правительства, первая прокламация выдвигает ряд требований: уничтожение оброка, передел всех земель, замена рекрутчины обучением военному делу в школах, открытие сети хороших школ, отчет правительства перед народом о расходовании налоговых средств. Эти требования подкреплены цитатами из Библии и Евангелия, которые, естественно, являлись главным авторитетом для тогдашнего крестьянства. Добиться осуществления народных чаяний, указывалось в прокламации, можно, если с крестьянами удастся «столковаться и согласиться, чтобы действовать дружно и согласно…».
Во второй прокламации доказывалась бесполезность филантропической, по сути дела, деятельности интеллигенции, пытающейся помочь народу: работа в земстве, организация артелей, благотворительность. Единственным видом деятельности, ведущей к освобождению народных масс, провозглашалась работа пропагандиста. Единственным методом деятельности, достойным прогрессивной интеллигенции, признавался выход «в народ», невзирая «на гонения и смерть». Члены кружка обращались к передовой интеллигенции с призывом немедленного свержения режима.
«Долгушинцы, – вспоминал О. Аптекман, – повели дело так круто, – можно было сказать – с плеча, что очень скоро провалились… Здесь какая-то психологическая загадка… Неужели они своей ранней гибелью, своей первой жертвой хотели послужить примером другим? Может быть».
Похоже, что он не ошибся. Письмо, написанное долгушинцем Дмоховским после ареста, подтверждает догадку мемуариста.
«Прошу тебя, – пишет он матери, – …быть вполне спокойной за мое настоящее и будущее. То и другое совершенно гарантируется мнением, в котором я все более и более убеждаюсь и которое говорит, что страдание и смерть отдельных личностей в борьбе за осуществление более истинного и справедливого вполне окупаются, так как служат основанием для подготовки и укрепления других для той же борьбы…»
Приговор оказался суровым: Долгушину и Дмоховскому по 10 лет каторги, остальным – от 8,5 и до 3 лет каторжных работ.
Два первых крупных кружка революционных народников, являясь союзниками в борьбе против существующего социально-экономического строя, не были связаны организационно. Возможно, это объясняется и тем, что уже в сентябре 1873 г. кружок Долгушина был разгромлен полицией.
Перед «чайковцами» встала задача обосновать свою деятельность в программных документах, разъяснить цели и методы борьбы. Проект программной «Записки» организации «чайковцев» был написан в конце 1873 г. П.А. Кропоткиным. Он назывался «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» и состоял из двух частей, в которых рассматривались идеал будущего общества и направление действий революционеров в народе.