Например, много миллионов людей верит, что гонка атомных вооружений может послужить делу мира. Но это противоречит всему опыту прошлого. Множество людей верит, что при звуке сирен они смогут спастись в убежищах – поскольку в крупнейших городах Соединенных Штатов убежища, в самом деле, построены. Они знают, впрочем, что на это у них будет не больше пятнадцати минут. Не надо быть особенным пессимистом, чтобы предвидеть, что за эти пятнадцать минут Вас задавят насмерть при попытке достигнуть убежища. И все же, по-видимому, миллионы людей способны верить, что наши прославленные подземные убежища спасут их от бомб в 50 и 100 мегатонн. Почему же? Потому что им чуждо критическое настроение. Если рассказать ту же историю пятилетнему мальчику, он, наверное, усомнится (дети этого возраста обычно занимают более критическую позицию, чем взрослые). Взрослые, в своем большинстве, слишком «воспитаны», чтобы настраиваться критически, и потому принимают нечто совершенно бессмысленное в качестве «разумных» идей.
Сверх критического настроения, революционному характеру свойственно особое отношение к власти. Он не мечтатель, не ведающий, что власть может убить Вас, принудить к повиновению и даже извратить Вашу личность. Его отношение к власти особенное, но в другом смысле. Он никогда не придает власти священного значения; никогда власть не заменяет ему правду, мораль и добро. В этом одна из важнейших, если не самая важная проблема наших дней: именно в отношении людей к власти. Дело не сводится к пониманию сущности власти. Дело также не в том, что недостает реализма, недооцениваются функции и мораль власти. Вопрос состоит в том, освящается власть или нет; находится ли человек под моральным давлением власти. Кто морально подавлен властью, тот никогда не настроен критически, у того не может быть революционного характера.
Революционный характер способен сказать «Нет». Иначе говоря, революционный характер – это человек, способный к неповиновению. Для такого человека неповиновение может быть добродетелью. Чтобы разъяснить это, начну с несколько парадоксального утверждения: История человека началась с акта неповиновения и может кончиться актом повиновения. Что я хочу этим сказать? Говоря, что история человека началась с акта неповиновения, я имею в виду еврейскую и греческую мифологию. История Адама и Евы состояла в том, что бог запретил им вкушать некий плод, а человек – если уж честно говорить, женщина – оказалась способной сказать «Нет». Она оказалась способной не повиноваться, и даже убедила мужчину разделить ее неповиновение. К чему же это привело? Согласно мифу, человек был изгнан из рая – иначе говоря, из до-личного, до-сознательного, доисторического, если угодно, до-человеческого состояния, которое можно сравнить с состоянием зародыша в материнской утробе. Изгнанный, таким образом, из рая, человек должен был вступить на путь истории.
На языке мифа, ему недозволенно вернуться в рай. Но, в действительности, он вернуться не может. Потому что с того момента, когда в человеке пробудилось самосознание, с того момента, когда он ощутил себя чем-то отдельным от людей и от природы, человек не в состоянии вернуться к первобытной гармонии, предшествовавшей его пробуждению. Этим первым актом неповиновения начинается история человека, и этот первый акт неповиновения есть первый акт свободы.
У греков был другой символ – символ Прометея. Прометей, укравший у богов огонь, совершает этот преступный акт неповиновения; и когда он приносит огонь людям, начинается человеческая история – или человеческая цивилизация.
И евреи, и греки учат нас, что дерзание человека и история человечества начались с акта неповиновения.
Что же я хочу сказать, говоря, что история человека может окончиться актом повиновения? К несчастью, здесь речь идет не о мифологии, а о вполне реальных вещах. Если через два-три года атомная война уничтожит половину населения Земли, что приведет к периоду полного варварства – или если это случится через десять лет, что может привести к полной гибели всей жизни на этой планете, – то это произойдет в результате акта повиновения. Повиновение людей, которые нажмут на кнопку, другим людям, которые отдадут приказ; повиновение идеям, допускающим столь безумный ход мыслей.
Неповиновение есть диалектическое понятие; в самом деле, каждый акт неповиновения есть акт повиновения; и обратно, каждый акт повиновения есть акт неповиновения. Что это значит? Это значит, что каждый акт неповиновения, если только он не сводится к бессмысленному мятежу, есть акт повиновения некоторому другому принципу. Я не повинуюсь идолу, потому что повинуюсь богу. Я не повинуюсь кесарю, потому что повинуюсь богу; или, если Вы предпочитаете нетеологический язык, потому что я повинуюсь принципам и ценностям, моей совести. Я могу не повиноваться государству, потому что повинуюсь законам человечности. Если же я повинуюсь, то тем самым я не повинуюсь чему-то другому. Дело в действительности не в том, повинуюсь я или нет, а в том, чему и кому я повинуюсь или не повинуюсь.