Кадетская тактика и политические цели
Конституционно-демократическая партия, гордящаяся наличием среди своих членов цвета русской интеллигенции, действительно имела в своих рядах необычно большое число одаренных людей, игравших видную роль в науке, культуре и политической жизни страны[8]. Этих журналистов, публицистов, профессоров, адвокатов и других представителей интеллектуальных профессий вряд ли было бы справедливо считать кровожадными злодеями, приветствовавшими убийства ради убийств. Не менее важно и то, что среди конституционных демократов были такие, кто явно не разделял двойственную позицию партии по отношению к террору. Однако можно лишь гадать, сколько именно насчитывалось этих внутрипартийных диссидентов, поскольку чаще всего они не решались нарушать партийную дисциплину и в лучшем случае готовы были высказывать в довольно общих выражениях свой личный протест против кровопролития[9]. Но, что самое важное, определяя официальную политику партии в целом в вопросе о политических убийствах, вряд ли имеет смысл полагаться исключительно на высказывания ее отдельных членов: сами по себе возгласы возмущения различных представителей партии кадетов против крови, насилий и анархии вообще мало о чем говорили, тем более что даже крайне левые партии и группировки (кроме, может быть, некоторых анархистов и нескольких психически неуравновешенных лиц, названных одним революционером «людоедами») никогда не заявляли о поддержке террора ради террора[10]. Социалисты-революционеры, например, прилагали большие усилия, чтобы убедить думскую аудиторию в том, что они являются противниками «вообще всякого кровопролития» и что для них «нет ничего ценнее человеческой жизни»[11]. Таким образом, общественная политика кадетской организации по отношению к политическим убийствам была тактическим вопросом, который партийное руководство должно было решать для партии в целом, независимо от личных убеждений отдельных ее членов.
Историки ведут истоки раскола между русской интеллигенцией и консервативным царским режимом по крайней мере от восстания декабристов в 1825 году, когда прозападно настроенная интеллектуальная элита начала смотреть на самодержавное правительство как на своего смертельного врага. В течение всего XIX века эта пропасть расширялась, а шансов на примирение оставалось все меньше, особенно после эпохи реакции в конце века. К 1905 году этот разрыв стал непременным свойством либерального мировоззрения в России. В то же самое время неспособность интеллигенции преодолеть свою социальную и культурную отчужденность от неорганизованных масс крестьян и рабочих, а также от в большинстве своем аполитичной буржуазии имела следствием постоянную проблему для либеральной оппозиции — отсутствие широкой социальной поддержки[12]. В результате узкое и изолированное либеральное движение было просто вынуждено сблизиться с революционным лагерем. Осуществление хотя бы некоторых из своих политических целей либералы связывали с революцией, разделяя с радикалами первостепенную цель — сбросить правительство или хотя бы заставить его резко измениться. Для поддержания такой политики, при которой не было бы врагов слева, российские либералы, и особенно кадеты, были готовы проявлять сочувственное отношение к радикалам и их экстремистским методам, таким образом косвенно компрометируя свою умеренную позицию. Эта тенденция особенно видна на примере отношения либералов к политическому насилию. Принимая во внимание их отвращение к кровопролитию, с одной стороны, и то, что террор являлся главной революционной тактикой их экстремистских союзников, с другой стороны, определение отношения к терроризму было для кадетов постоянной дилеммой.
Кадетская политика по отношению к террору не являлась новой проблемой к моменту официального создания партии. До октября 1905 года предшественники кадетов, члены полуформальной организации российских конституционалистов, известной под названием «Союза освобождения», хоть и называли себя умеренными и отказывались участвовать в актах насилия, вполне разделяли основную задачу радикалов: «приложить немедленно все усилия, чтобы уничтожить разбойничью шайку, которая узурпировала государственную власть»[13]. Преследуя эту цель, в сентябре — октябре 1904 года на конференции в Париже представители левого крыла «Союза освобождения» заключили соглашение с эсерами и некоторыми другими социалистическими организациями «для совместных действий» против правительства, причем условия соглашения предусматривали, что каждая организация может выбирать свою собственную тактику, не исключая и тактики террора[14]. На данном этапе большинство лидеров Союза безусловно поддерживали эту тактику, так как, по мнению будущего руководителя" Партии конституционных демократов П.Н. Милюкова, политическая ситуация была слишком серьезной, чтобы допускать чрезмерную щепетильность в выборе средств[15]. Петр Струве, бывший видным членом Союза и главным редактором его газеты «Освобождение», соглашался, утверждая, что, пока не разрушено здание самодержавия, каждый борец с ним представляет собой не опасность, а благословение[16]. Согласно статье в этой газете, не надо бояться распространения радикализма в России, потому что революционное движение не может привести к хаосу или анархии, и либерализм должен обрести союзника в лице революционеров[17].
8
П. Милюков, Год борьбы (С.-Петербург, 1907), 118; см. также В.В. Шелохаев, Кадеты - главная партия либеральной буржуазии в борьбе с революцией 1905-1907 гг. (Москва, 1983), 310-321.
11
ГД 1907, 9-1, 491. Один эсеровский депутат, священник, утверждал: «В самом Евангелии можно найти оправдание террору» (Тыркова-Вильямс, На путях к свободе, 344).
12
По словам Григория Аронсона, «широкое общественное мнение мало интересовалось либерализмом» (Григорий Аронсон, Россия накануне революции [Мадрид, 1986], 144).
14
P. Miliukov, Russia and Its Crisis (Чикаго и Лондон, 1906), 524. О конференции в Париже и последующей кооперации либералов с эсерами см. Shmuel Galai. The Liberation Movement in Russia 1900- 1905, Издательство Кембриджского университета, 1973, 214-221.