Подсчитывая общее число жертв, необходимо принимать во внимание не только случаи политических убийств, совершенных до 1905 года, но также и теракты 1910 и 1911 годов, кульминацией которых стало смертельное ранение премьер-министра Столыпина 1 сентября 1911 года, и все последующие предприятия террористов, вплоть до последних зафиксированных террористических заговоров в 1916 году.
Кажется вполне вероятным, что в общем хаосе революционной ситуации значительное число терактов местного значения не было нигде зафиксировано, не попав ни в официальную статистику, ни в хронику революционного движения. Мы поэтому считаем возможным утверждать, что за это время жертвами революционного террора стали всего около 17 000 человек.
Эти цифры не отражают ни числа политически мотивированных грабежей, ни экономического ущерба, наносимого актами экспроприации, которые стали после 1905 года источником постоянного беспокойства властей. По словам одного либерального журналиста, грабежи совершались каждый день «в столицах, в провинциальных городах, в областных центрах, в деревнях, на больших дорогах, в поездах, на пароходах… (экспроприаторы) забирают суммы в десятки тысяч, но не брезгуют и отдельными рублями» [62]. Известно, что в октябре 1906 года в стране было совершено 362 политически мотивированных грабежа, а в один только день 30 октября департамент полиции получил 15 сообщений об актах экспроприации в различных государственных учреждениях. Согласно подсчетам Министерства финансов, только с начала 1905 и до середины 1906 года революционный бандитизм нанес имперским банкам ущерб более чем в 1 миллион рублей [63]. В течение одного года, с октября 1905-го, был совершен 1 951 грабеж, из которых 940 были направлены против государственных и частных финансовых учреждений. В 1 691 случае революционеры сумели избежать ареста, что прибавило им смелости в совершении крупных экспроприации; считается, что в этот период времени экспроприаторы присвоили 7 миллионов рублей[64]. Как и в случае с политическими убийствами, даже после некоторого успеха в борьбе правительства с революционными грабежами последние продолжали совершаться на территории всей империи, теряя в конце концов связь с политическими событиями и с массовыми беспорядками. За две недели с 15 февраля по 1 марта 1908 года приблизительно 448 000 рублей попало в руки революционеров[65]. Со временем экстремисты приобрели опыт и умение, позволявшие им в некоторых случаях захватывать сотни тысяч рублей единовременно[66].
Государственные и частные финансы страдали также от психологического давления на население актами экспроприации. Многие граждане полагали небезопасным вкладывать свои деньги в какие бы то ни было финансовые учреждения. Этот страх отображен в популярной шутке – определении банка в выдуманном Новейшем Энциклопедическом Словаре: «В прежнее время банком называлось хранилище денег»[67]. Скоро, по мере учащения актов грабежей, стало так же небезопасно хранить деньги дома. После 1905 года к огромной сумме экспроприированных государственных денег необходимо прибавить сотни тысяч рублей, конфискованных радикалами у частных лиц якобы для политических целей.
В XIX веке каждый акт революционного насилия был сенсацией. После же 1905 года такие террористические нападения стали совершаться столь часто, что многие газеты перестали печатать подробности о каждом из них. Вместо этого в газетах появились целые Разделы, посвященные простому перечислению актов насилия. В этих разделах ежедневно публиковались списки политических убийств и актов экспроприации на территории империи[68]. Все эти революционные действия после 1905 года стали частью повседневной российской жизни, отражая то, что даже некоторые радикалы характеризовали как массовый психоз и «эпидемию боевизма»[69].
Этой эпидемией были охвачены и окраины России может быть, даже больше, чем центральные области Особенно это было заметно на Кавказе, после обнародования Октябрьского манифеста захлестнутого волной кровопролития и анархии. Представители царской администрации на местах оказались не в состоянии удержать под контролем ухудшающуюся ситуацию на Кавказе, где открыто распространялись экстремистски листовки и брошюры, ежедневно происходили массовые антиправительственные митинги, а радикалы с полной безнаказанностью собирали огромные пожертвования на дело революции. Вооруженный человек. на улице стал явлением обычным, и царские власти были бессильны перед боевыми организациями, члены которых даже не пытались скрыть свою личность или род занятий; грабежи, вымогательства и убийства происходили чаще, чем дорожные происшествия[70].
63
Laqueur, Terrorism, 105; Boris Souvarine, Stalin (A Critical Study of Bolshevism) (Нью-Йорк, 1939), 93; Воля 89 (10 [23] декабря 1906), 26, ПСР 7-592.
64
Вырезка из неизвестной газеты, 17 октября 1906, ПСР 4- 346. Многие боевики скрывали свои лица при совершении актов экспроприации, что вызвало следующий анекдот: «Вследствие учащения случаев ограбления банков изготовители масок и костюмов значительно увеличили свой доход. Домино можно взять напрокат за шестьдесят рублей, костюм арлекина – больше чем за восемьдесят. Администрация собирается ввести контроль за ценами, чтобы ограничить жадность торговцев» (Зарницы 6 [1906], 2, Ник 436- 17).
65
Эта цифра может включать доходы как от экспроприации, так и от обычных грабежей (вырезка из газеты «Русское слово» 8 [март 1908], ПСР 4-346).
66
См., например, полицейское донесение от 17 марта 1909 г., Охрана XXVc-1. После налета на почтовый поезд на маленькой станции Безданы на линии С.-Петербург-Варшава 14 (27) сентября 1908 польские террористы скрылись с более чем двумя миллионами рублей (Souvarine, Stalin, 105; Laqueur, Terrorism, 105).
68
Некоторые либеральные публицисты выступали против такого равнодушия к ежедневному кровопролитию (см., например, «Из общественной хроники», BE 12 [1906J, 886).
69
Локерман, «По царским тюрьмам», КС 25 (1926), 179. Г. He-строев, Из дневника максималиста (Париж, 1910), 74.