Судебные преследования набирали силу, а революция отступала. Источник того времени сообщает, что в 1908 и 1909 годах 16440 гражданских и военных лиц было осуждено за политические преступления, включая вооруженные нападения; из них 3682 были приговорены к смерти, а 4517 — к каторге[36]. Эта статистика указывает на интенсивность борьбы правительства с революцией, однако надо помнить, что многие смертные приговоры не приводились в исполнение и заменялись на каторжные работы или тюремное заключение. Так, с 1 января 1905 года по 20 апреля 1907 года меньше трети лиц, приговоренных военными окружными судами к смерти, были действительно казнены. Как и в случае с военно-полевыми судами, большей частью преступлений, каравшихся смертью, были террористические акты и экспроприации[37].
Герасимов и другие официальные лица жаловались, что в 1905 году охранное отделение было «карикатурой на политическую тайную полицию»[38]. Некомпетентность полиции и ее безуспешные попытки бороться с анархией были источниками многих анекдотов, включая такой: журналист сообщает из Тамбова: «В городе вчера свирепствовала сильная снежная метель, но была приостановлена энергичными действиями полицейских чинов, причем было арестовано «по недоразумению» три социал-демократа»[39]. И потому наряду с чрезвычайными судебными мерами по отношению к экстремистам правительство начало менять и систему охраны внутренней политической безопасности. Первой задачей было усилить полицию, совершенствуя методы расследования в делах о государственных преступлениях, набирая новых людей и давая им в руки более совершенное оружие, отвечающее задачам борьбы с террористами. Власти предприняли эти шаги одновременно с опубликованием административных указов, касавшихся жизни обычных граждан, таких, как указы о комендантском часе и об ограничениях передвижения и собраний. Официальные лица на местах производили частые обыски и облагали штрафом владельцев квартир и домов, в которых революционеры хранили бомбы и взрывчатку или укрывались сами и из которых стреляли в полицейских. Некоторые чиновники даже пытались, хотя и без особого успеха, ввести полузаконную практику арестов граждан, которые отказывались помогать полиции при арестах революционеров[40].
Власти и в столицах, и на периферии ужесточали условия содержания под стражей, назначая на тюремные должности более компетентных и верных людей и увеличивая их жалованье. Жизнь революционеров в тюрьмах изменилась к худшему, хотя надзиратели и охранники все еще неохотно применяли к ним репрессивные меры из-за преувеличенного страха перед всемогуществом террористов за стенами тюрьмы[41]. По мере того как суды приговаривали все большее число радикалов ко все более длительным срокам заключения, тюрьмы становились настолько переполненными, что, по словам министра юстиции в Думе 1 марта 1908 года, «скоро будет некуда помещать людей, отбывающих наказание» . В то же время постоянные обыски и ограничения передвижения заключенных в тюрьмах и строгая дисциплина привели к резкому сокращению числа побегов. Более того, после 1907 года с многими экстремистами, и особенно с анархистами, больше не обращались как с политическими заключенными, в большинстве тюрем они находились на том же положении, что и обычные уголовники. Это не только помешало им получать материальную помощь от таких организаций, как Красный Крест, но и лишило их прежнего статуса «политиков» и их освобождения как таковых от различных дисциплинарных мер со стороны тюремной администрации. С ними стали обращаться так же грубо, как с остальными, заковывать в кандалы, помещать в карцер, применять к ним телесные наказания[43].
Тюрьмы были не единственными местами, где правительственное рвение к наведению порядка приводило к эксцессам. После столь долгого периода насилия и жестокости, к этому времени уже ставших почти нормой российской политической жизни, сторонники жестких мер в среде местной администрации, временами злоупотребляли своей властью и были виновны в произволе и прямых нарушениях закона. В своем стремлении бороться с революцией генерал Думбадзе, комендант Ялты, беспощадно преследовал мирных евреев, которых он выселял из города в нарушение всех законов.
37
Fuller, Civil-Military Conflict, 182; Ф. Кон, «Военные суды в Царстве Польском», КС 20 (1925), 147; Вентин, «Из итогов судебных репрессий»; А.В. Вентин, «К статистике судебных репрессий по политическим делам в России за 1907 г.», «Товарищ» 366 (8 сентября 1907), и «К статистике судебных репрессий по политическим делам в России за 1908 г.», «Товарищ» 6 (22 марта [4 апреля) 1908), ПСР 2-132.
40
Аркомед, «Красный террор на Кавказе», КС 13 (1924), 78- 81; Воля 96 (28 января [20 февраля] 1907),' 35, ПСР 7-592.
43
Л. Липоткин, «Русское анархическое движение в Северной Америке. Исторические очерки» (рукопись б/д), 152-153, архив Липоткина, Международный институт общественной истории, Амстердам; Залежский, «В годы реакции», ПР 2 (14) (1923), 339, 369; «Новые правила о содержании каторжных», «Товарищ» (11 июля 1907), ПСР 2-132; И. Генкин, Из воспоминаний политического каторжанина (1908-1914 гг.) (Петроград, 1919), 67, 85, 87.