Вышеизложенное прямо связано с основной целью книги — заполнить пробел в истории российского радикального движения. Большинство научных трудов не подвергают сомнению заявления радикалов о чистоте своих рядов и не замечают, что «изнанка революции» в начале XX века играла в России не меньшую роль, чем впоследствии в других странах. Не умаляя бескорыстного идеализма и искренних революционных убеждений многих экстремистов, наша книга пытается проиллюстрировать на русском примере изыскания других ученых, писавших о неполитических мотивах боевиков, вступавших в террористические отряды, «чтобы примкнуть к группе, получить социальный статус и репутацию, найти чувство товарищества или всепоглощающего интереса или получить материальные блага»[3]. Знание таких аспектов террора нового типа, как участие в освободительной борьбе уголовников, психически неуравновешенных лиц и несовершеннолетних, позволяет создать более адекватную картину антиправительственного движения как в России, так и в других странах.
Революционное насилие, столь распространенное в Российской Империи в начале века, не было исключительно русским явлением. Случаи политически мотивированного кровопролития происходили в те годы и в других частях света, чему способствовало, в частности, международное сотрудничество террористов. Однако несомненно, что, в то время как в Западной и Центральной Европе, Индии и США отдельные политические убийства совершались лишь время от времени, именно в царской России террор стал систематическим и частым явлением.
Если рассмотреть этот феномен в более широкой временной перспективе российской истории, его можно частично объяснить социальной отсталостью страны, в которой до начала XX века «не было основных условий для организованного коллективного социального протеста на каком-либо уровне». Ни крестьяне, несмотря на их спонтанные беспорядки (спровоцированные спорами о земле), ни численно незначительный и психологически неукоренившийся городской пролетариат, ни слабый и в большинстве своем безразличный к политике средний класс не могли быть социальной средой для зарождения такого протеста[4]. Интеллигенция, отдалившаяся от самодержавного строя и не пользующаяся поддержкой широких слоев общества, обратилась к радикализму и была не в силах способствовать цивилизованному развитию политической культуры страны и исправить главный недостаток российской государственности — отсутствие глубокой либеральной традиции.
Этот недостаток особенно ясно проступает при изучении благожелательного отношения к революционному терроризму и косвенного его поощрения со стороны кадетов, бывших духовно, если не на практике, частью объединенного антиправительственного фронта. До 1917 года российский либерализм не видел своих врагов в радикальном лагере и потому находился гораздо левее политического центра, как этот центр обозначился, например, в Западной Европе[5]. Кадеты, способствуя радикализации политического процесса, должны рассматриваться скорее как революционеры, а не как либералы в общепринятом смысле этого слова. Трагедия русской политической жизни в том и заключалась, что в России не было настоящего либерального движения, которое могло бы занять место кадетов в центре политической арены, а также умерить революционные страсти и уверенно отстаивать законный порядок, основанный на современных юридических и законодательных нормах.
Имперское правительство, неспособное привлечь на свою сторону умеренных либералов или предоставить мирный выход политическим страстям для тех, кто вставал на путь терроризма, оказывалось вынужденным использовать грубую силу для разрешения ситуации. В 1905 году эта-то ситуация и вышла из-под контроля. Тем не менее даже прямые репрессии против революционеров привели лишь к частичным успехам, и традиционное мнение, что к концу 1907 года правительству удалось полностью восстановить спокойствие и порядок, не подтверждается фактами. Хотя и ослабленная, волна терроризма продолжала разливаться по Российской Империи до 1910 года. Да и в последующие годы, включая военные, когда самодельные бомбы больше не взрывались на улицах российских городов и правительственные чиновники не ожидали пули экстремистов из-за каждого угла, правительство все же не могло похвастаться окончательной победой над террористами, поскольку представители различных лево-радикальных организаций не отказались от террористической тактики и продолжали вынашивать планы возрождения террора до самой Февральской революции 1917 года.