Итак, летние месяцы 1917 г. можно по праву считать переломными в развитии революционного процесса в России. В это время в партийной печати все реже стали вспоминать о «общенациональной» и «бескровной» мартовской революции. Увеличилось число публикаций, в которых содержалась попытка трактовать ее более вариативно, стремление «разложить» «единый революционный процесс» на несколько разнопорядковых по своему характеру революций (интеллигентскую, рабочую, аграрную, национальную). Одновременно в консервативной печати мартовская революция изображалась в качестве фактора морально-нравственной деструкции традиционного интеллигентского сознания, ведущей к распаду России.
По сути, в это время начался процесс «второго прочтения», а следовательно, и «осмысления» революции 1917 г. В результате получалось, что каждое общественно-политическое течение в России (консервативное, либеральное, социалистическое) - причем в каждом их них было множество вариаций -по-разному воспринимало и оценивало совершившуюся в России революцию, по-разному представляло перспективу дальнейшего развития страны. Все это свидетельствовало о том, что в российской интеллектуальной среде царил идейный разброд, не позволяющий выработать ни единых критериев в оценке происходящих в России революционных перемен, ни дать реалистический прогноз возможного развития ситуации.
Наряду с этим (по крайней мере, на интуитивном уровне) приходило осознание, что постоянная стрессовая ситуация чревата вполне реальной национальной катастрофой. Не случайно, что в этот период активизировались представители имущих классов, мобилизация которых выразилась в создании собственных внепартийных структур (Союзы земельных собственников, Союзы промышленников и предпринимателей, сельских хуторян, представителей бизнеса и офицерского корпуса). Эти структуры все более настойчиво и решительно стали требовать от Временного правительства «наведения порядка», применения «репрессивных мер» к максималистам и экстремистам разных направлений и мастей. Такая позиция предельно четко обозначилась на августовском Государственном совещании в Москве. Однако попытка «правового реванша», предпринятая генералом Л.Г. Корниловым, не была поддержана А.Ф. Керенским, который, по крайней мере на словах, намеревался лично навести «порядок в стране» и внести соответствующие «поправки» в правительственный курс, что, по его мнению, могло бы канализировать революционную стихию, направив ее в русло демократических преобразований.
Генеральский путч был той гранью, которая стала разделительной линией внутри российской демократии как целого. Вынужденные в силу идеологических догм поддерживать Временное правительство, лидеры умеренных социалистов после июльских событий стали стремительно терять доверие в широких массах. Это, в частности, выразилось в росте влияния в Советах леворадикальных партий, которые выразили готовность выдвинуть лозунг «Вся власть Советам». Фактически это означало расширение фронта борьбы с Временным правительством, что, безусловно, было на руку большевикам. Вместе с тем большевики сделали следующий по сравнению со своим апрельским лозунгом «Вся власть Советам» шаг, подчеркивая, что власть необходимо передать не данному составу Совета рабочих и солдатских депутатов, который «связал себе руки», поддерживая политику правительства Керенского, а реформированным Советам. В июле-сентябре 1917 г. ленинское требование «большевизации Советов» стал лозунгом практического действия. Процесс «большевизации» Советов (Петроградского и Московского) не мог не способствовать усилению влияния большевиков в массовых организациях, которые все чаще и все активнее выражали недоверие не только Временному правительству, но и лидерам умеренных социалистических партий.