Взяв в свои руки власть насильственным путем и пообещав народу немедленный мир, большевики оказались в крайне сложной, критической ситуации. Продвинувшись далеко вглубь России, немецкие войска стояли у ворот Петрограда. Оценивая обстановку на начало октября, П.Н. Милюков впоследствии писал: «В первый раз за время войны почувствовалась реальная возможность приближения неприятеля к столице, по кратчайшему пути - побережье Финского залива. В конце сентября неприятель произвел удачный десант на островах Эзель и Даго. В первых числах октября он проник в Рижский залив и попытался отрезать выход нашей флотилии к Финскому заливу, загородив с севера пролив между о. Мооном и берегом Эстляндии. Флоту пришлось уйти, пожертвовав миноносцем “Гром” и старым линейным кораблем “Слава”. Тогда германцы произвели высадку на полуостров Вердер против острова Моон в самой Эстляндии, закрепив за собой, таким образом, обе стороны Моонзунда и грозя движением к Гапсалю и к Ревелю. Большие германские цеппелины с этих пор получили возможность прогуляться до самого Петрограда» 14.
К исходу октября - началу ноября положение стало еще более угрожающим. Немцы продолжали наступать. Распад же русской армии достиг апогея. Солдаты - в основном крестьяне в солдатских шинелях - не дожидаясь выборов в Учредительное собрание и его возможных решений, «голосовали» ногами. Поток дезертиров с фронта превращался в бурную реку. Чтобы ввести ее в хоть какие-то берега, большевики приходят к выводу о необходимости демобилизации армии. Рассчитывая (как выяснилось впоследствии - ошибочно), что «немец» истощен и наступать на Восточном фронте более не способен. И полагаясь при этом на другой - негласный расчет, что, когда радикально настроенная солдатская масса, вернувшись с фронта, «рассосется» среди мирного населения, это укрепит позиции новой власти.
8 ноября народный комиссар по иностранным делам Троцкий от имени Совнаркома обратился к союзным посольствам и военным властям стран Четверного союза с предложением «начатия переговоров о немедленном перемирии на всех фронтах и о демократическом мире без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов». Не располагая никакой реакцией на это обращение, Совнарком 15 ноября предложил правительствам всех воюющих стран присоединиться к переговорам Советской России с державами германской коалиции. Отказ стран Антанты от такого рода действий подвиг большевиков на сепаратные переговоры с Германией, которые начались 19 ноября. Первым результатом их стало достигнутое 22 ноября соглашение о перемирии на 10 дней.
Так началась драматическая эпопея выхода страны из мировой войны, завершившаяся лишь 3 марта 1918 г. подписанием в Брест-Литовске сепаратного мирного договора Советской России со странами германской коалиции. Договора, который сами большевики назвали «Тильзитом», грабительским и позорным для нашей страны. Договора, где «правили бал» именно те безжалостные аннексии и контрибуции, которых так не хотела и надеялась избежать вся страна. Одни только зримые условия соглашения предполагали, помимо астрономической контрибуции, потерю территорий, на которых проживала четвертая часть тогдашнего населения страны и находилась аналогичная доля обрабатываемых земель, где было сосредоточено около трех четвертей угольной и металлургической промышленности.
Не останавливаясь на этапах и деталях этого процесса, итоги которого хронологически и проблемно выходят за рамки задач нашей книги, обратим внимание на тот небывалый шквал критики и обвинений в предательстве, который не только обрушился на большевиков со стороны всех антибольшевистских политических сил, но вылился в негодование со стороны широких слоев населения. Все это достаточно подробно отражено в материалах данного тома, как мы уже отметили выше.
Квинтэссенцию этого мироощущения и этих настроений гнева и разочарования значительной части населения России, людей, которых раньше было принято клеймить как обывателей, можно извлечь из дневниковых записей Ф.Я. Ростковского. Вот одна из них: «Разруха, безвластие, полный бойкот большевиков указывают, что они не долговечны, но что затем последует, бог один знает. Большевиков никто не хочет, все от них отворачиваются, работать с ними никто не хочет... Да они и сами себе надоели, надо думать». И еще: «Тяжело живется. Скучно. Тоскливо» 15.
Накал негодования и критики в адрес большевиков принял столь всеобъемлющие масштабы, что докатился до далекого сибирского города Тобольска, где в это время бывший российский император вел размеренный - с учетом, конечно, условий вынужденной ссылки - образ жизни в кругу своей семьи.