А вот более частый вопрос. Позволительно ли социалисту голосовать за военные кредиты? Многие социалистические головы до сих пор думают, что социалист, голосующий за военные кредиты, нарушает один из основных принципов своей тактики. У нас до падения старого порядка такого мнения держалось огромное большинство даже тех социалистов, которые были убеждены, что Россия непременно должна обороняться от напавшей на нее Германии, так как немецкая победа очень вредно повлияла бы на дальнейшие успехи русского пролетарского движения. Они говорили: «Надо вести войну...» И тут же прибавляли: «...но при этом надо голосовать против военных кредитов». Логики тут мало, а тактического догматизма хоть отбавляй.
С давних пор догматизм этого рода вызывает в моем воображении образ знаменитого в истории русского раскола протопопа Аввакума.
Человек чрезвычайно сильный и самоотверженный, Аввакум настойчиво звал своих последователей «умирать за азъ», даже не задаваясь вопросом о том, в какой мере нужен «азъ» для достижения целей, поставленных себе христианством. Он сжился с «азом», он сроднился с ним, и ему казалось, что с устранением «аза» рухнет и все православие.
Кто вращался в революционной среде, тот, наверное, встречал в ней множество лиц, подобных Аввакуму, хотя, разумеется, редко обладавших его железной энергией. Они тоже горячо отстаивали тот или другой «аз». И пока наше революционное движение вдохновлялось преимущественно учением Бакунина, до тех пор это было естественно. Представляя собою едва ли не самую главную разновидность утопического социализма времен упадка, бакунизм был очень богат неприкосновенными тактическими «азами».
Русская социал-демократия унаследовала от бакунизма весьма порядочную долю их. В 1906 году большевики, проповедовавшие бойкот Государственной Думы, выдвигали тот довод, что ее члены должны приносить присягу, а принесение присяги означает принятие ими на себя обязанности отстаивать существующий политический и общественный строй. Сторонники бойкота, рассуждавшие таким образом, не подозревали, что довод, выдвигавшийся ими, был одним из любимых коньков бакунистов в их борьбе против политической программы западной социал-демократии. Западная социал-демократия не могла не сознавать формальной правильности анархического довода. Однако она ни мало не смущалась им. В данном случае вся она, в полном своем составе, понимала, что формальные соображения должны умолкать всюду, где возвышают свой повелительный голос насущные требования живой жизни.
У нас дело обстояло, как видите, иначе: но это-то и доказывает, что мы более других заражены тактическим догматизмом. Зная это, я не переставал бороться с ним в своих публицистических статьях, при каждом удобном случае напоминая, что главное отличительное свойство нашей тактики должно состоять исключительно в ее целесообразности.
Само собою разумеется, что я не позабыл напомнить об этом своим товарищам и на втором съезде нашей партии.
Излагая на втором съезде нашей партии свою любимую тактическую мысль, я пояснил ее примерами. Когда г. Борис Мирский, - как видно, ничего не понявший в моей аргументации, - привел теперь эти давние примеры в своем фельетоне, они вызвали благочестивый ужас в одних и иронические одобрения со стороны других. Враги нынешнего большевизма спрашивали себя: «Неужели Плеханов мог рассуждать так?» Напротив, большевики говорили: «Посмотрите, как рассуждал он, когда был революционером: теперь он перешел на сторону контрреволюции и рассуждает, разумеется, совсем иначе». Но в том-то и дело, что я рассуждаю теперь все так же, как рассуждал прежде. Но меня плохо понимают как те, которых мой взгляд приводит в ужас, так и те, которые иронически одобряют его.
В одном из примеров, приведенных мною на Съезде 1903 года, говорилось об Учредительном Собрании. Это и сделало мой пример «актуальным» для наших дней. Те, которых он испугал, поняли его так, что я способен был оправдать разгон собиравшегося у нас Учредительного Собрания.
Те же, которые злорадно одобряли его, упрекали меня в измене, чувствуя, что я никак не могу одобрить такой разгон.
Но для меня и в отношении к Учредительному Собранию нет ничего безусловного. Тут тоже все зависит от обстоятельств времени и места.