Наверное, он прав. Только почему же не в состоянии? Почему он обращается со мной, как с ребенком? Разве я ребенок? Разве всего того, что усвоил мой мозг за двадцать три года, недостаточно, чтобы принимать решения? Лэмбертсон говорит: «Да, конечно, ты все усваиваешь, но ты не знаешь, что с этим делать». Со временем, надеясь, я разберусь.
Бывают моменты, когда я ничего не понимаю, а возможный ответ меня пугает. Я не знаю, куда все катится. Хуже того — я не знаю, до чего это докатится сейчас. Как велика разница между нашими сознаниями: моим и Лэмбертсона? Я — «пси-хай», а он нет. Но только ли в этом дело? Люди вроде Эронса считают, что не только. Они считают, что дело в слишком разных способностях: с одной стороны они человеческие, с другой — какие-то иные.
Это пугает меня, потому что это неправда. Я такой же человек, как все. Но получается, что я должна это доказывать. Не знаю, смогу ли я. Вот поэтому доктор Кастер и должен мне помочь. Все зависит от него. На следующей неделе я должна быть в Бостоне на последнем этапе обследований и испытаний.
Если доктор Кастер получит нужные результаты, все может измениться. Может быть, я выберусь из этого жуткого водоворота и забуду все как страшный сон. Но пока я «пси-хай», и нормальная жизнь мне не грозит.
Пятница, 19 мая. Сегодня Лэмбертсон, наконец-то, рассказал, что ему предлагал Эроне. Все оказалось хуже, чем я ожидала. Он настаивал на том, чего я уже давно боюсь.
— Он хочет, чтобы ты работала над улучшением человека, — сказал Лэмбертсон. — Его заклинило на гипотезе латентности. Он считает, что в каждом человеке есть скрытый пси-потенциал, а чтобы вытащить его наружу, необходим мощный стимул от того, кто обладает этим потенциалом в полной мере.
— Да, — сказала я. — Вы тоже так думаете?
— Кто знает? — Лэмбертсон со злостью стукнул карандашом по столу. — Нет, я так не думаю, но какая разница. Никакой! Ведь это не значит, что я прав. Никто не знает ответа — ни я, ни Эроне, никто другой. И Эроне хочет найти ответ с твоей помощью.
Я медленно кивнула:
— Понятно. Значит, меня хотят использовать как совершенный электростимулятор. Догадываюсь, что вы ответите Эронсу.
Он молчал, и я не могла его прочесть. Затем он посмотрел на меня:
— Эми, я не уверен, что мы можем ответить ему именно так.
Я уставилась на него:
— Вы хотите сказать, что он может меня заставить?
— Он говорит, что ты находишься на содержании у государства. Оно обеспечивает тебя всем необходимым, заботится о тебе, а следовательно, имеет право пользоваться твоими способностями. Ты нуждаешься в опеке и защите. Ты и сама знаешь, что за этими стенами тебе не выжить.
Я остолбенела:
— Но доктор Кастер…
— Доктор Кастер пытается помочь. К сожалению, у него не все получается. Если получится — тогда другой разговор. Но я не могу без конца отбиваться, Эми. У Эронса мощные аргументы. Ты — «пси-хай». Такой совершенной, открытой, пластичной психической организации еще не встречалось. Ты первая. Раньше у некоторых обнаруживали способности, но они не умели ими управлять. А ты умеешь, и на высочайшем уровне. Ты есть, и ты — единственная.
— Но со мной произошло несчастье, — возразила я. — У меня смешались гены.
— Тебе отлично известно, что это не так. Мы знаем твои хромосомы лучше, чем твое лицо. Они такие же, как у всех. Нет никаких оснований предполагать, что у твоих детей пси-потенциал будет больше, чем, например, у Чарли Дейкина. Когда ты умрешь, все кончится.
Какая-то волна поднималась во мне, и я не могла больше сдерживаться.
— Вы считаете, что я должна работать на Эронса? — подавленно спросила я.
Он колебался.
— Боюсь, тебе придется. Рано или поздно. У Эронса есть несколько кандидатов в Бостоне. Он уверен, что они латенты. Он уже переговорил с нашим директоратом. Он убедил их, что ты сможешь работать с его людьми, развивать их, что ты сможешь открыть дорогу в мир нового человека.
Терпение мое лопнуло. Дело не в Эронсе, не в Лэмбертсоне, не в Дейкине, вообще не в ком. Дело во всех них, целой толпе, растущей из года в год.
— А теперь послушайте меня, — сказала я. — Кто-нибудь из вас хоть раз поинтересовался, чего хочу я? Хотя бы раз, когда вы отдыхали от великих забот о человечестве, такая мысль приходила вам в голову? Кто-нибудь задумался о том, что со мной происходит, с тех пор как все началось? А не мешало бы подумать. И немедленно!