Старбрук склонился над печью. Судя по желтовато-белому цвету, металл достиг нужной кондиции. Охотник выключил огнемет, наклонил горн и подставил под литейное отверстие тигель с длинной ручкой. Отражатель великолепно спасал от жары. Когда нутро печи опустело, Старбрук окинул оценивающим взглядом расплавленную массу и вылил содержимое ковша в форму.
Отложив тигель, Старбрук убрал каменный груз. Пот градом катился по его лицу, боль в груди нарастала.
Г(.(./ сделал шаг в ущелье и опять замер, теперь буквально в метре от трансмиссионного поля. Довольный своей удачно выбранной стратегией Старбрук на мгновение забыл о боли.
Теперь, пока металл остывает, нужно выбрать пьедестал. Для этой цели вполне годился лежащий в паре метров от площадки плоский валун. Обустраивать алтарь совсем необязательно — копия может и уступать оригиналу в нюансах. От нечего делать Старбрук бродил между пьедесталом и формой и вдруг заметил, что горный хребет в действительности состоит из двух параллельных цепочек скал, и их разделяет широкий овраг, а мини литейный цех находится как раз посередине.
Выждав еще сорок минут, Старбрук снял верхнюю камеру, орудуя тиглем как рычагом, извлек отлитое изделие из нижней полуформы и стряхнул налипший песок. Получилось просто загляденье. Вооружившись автоматической пилой и портативным шлифовальным станком, Старбрук спилил литник, путец, газоотводы и отшлифовал поверхность литья до блеска. А после основательно зачистил все металлической щеткой. Затвердевший металл сиял и переливался на солнце — конечно, не так ярко, как золото, но золота на всех не напасешься. Да и потом, Г(.(./ в любом случае не заметит разницы.
Ухмыльнувшись, Старбрук водрузил «золотого» тельца на заранее выбранный пьедестал. Размерами наспех отлитый идол уступал оригиналу, но в целом не придерешься. Охотник с довольной улыбкой попятился и упал перед статуей ниц. Потом поднялся и деликатно отступил в сторону, дабы продемонстрировать божеству объект своего поклонения.
Глыбообразное лицо Г(.(./ посерело. Между раздутыми ноздрями и уголками похожего на каменоломню рта разверзлись впадины. Темные глаза почернели. Старбрук только потирал руки. В отсутствии Моисея, призванного исполнить его волю, великан попытается растоптать идола, неизбежно угодит в трансмиссионное поле — и перенесется за миллионы миль отсюда, на Ласку.
Так бы оно и случилось, не забудь Г(.(./ в порыве сокрушительного гнева, что молнии не причиняют Старбруку никакого вреда. Он выпустил их десяток в ненавистного чужака, а когда разряды рассеялись в миллиметре от его ног, великан недоумевающе заморгал. Потом устремил долгий задумчивый взгляд в землю, куда перекочевали молнии — и вдруг улыбнулся хитрой улыбкой. И воздел руки.
И хлынул дождь. Над плавильной печью взвился дымок. Капли с шипением падали на «золотого» тельца. Отражатель расщеплял воду на мельчайшие атомы, однако те все равно проникали внутрь.
Сначала дождь просто моросил. Но с каждой секундой он усиливался, небо прорезали вспышки, загромыхал гром, и вскоре ливень превратился в потоп.
Овраг быстро наполнялся водой. Вскоре между гор заструилась бойкая, стремительная река. Напрасно Старбрук надеялся добраться до мула — тот отвязался и его унесло вслед за течением. Охотник попытался залезть на пригорок, но вода уже доходила до пояса. Метра через три он поскользнулся и упал.
Его, словно былинку, подхватило и понесло. Отражатель худо-бедно защищал бренное тело от камней, но не от воды, заливавшей легкие. Старбрук лихорадочно цеплялся за валуны, о которые стукался, за каменные выступы — все тщетно. Наконец его пальцы впились в корни какого-то деревца; цепляясь за них, он выбрался из водоворота и вскарабкался на более гостеприимный склон.
Внезапно, как по волшебству, дождь кончился, засияло солнце. Старбрук с тоской обернулся. От боли в груди перехватило дыхание, вода, которой он наглотался, подкатила к горлу. Старбрук с трудом поднялся и уныло побрел в лагерь. Так закончился второй раунд.
Надо сказать, всеведение и всемогущество — понятия весьма относительные. Хоть 70L и наделили Г(.(./ обоими качествами, обладал он ими в довольно усеченной мере. И вот еще немаловажный аспект — в теории Г(. (./представлялся творцом всего живого, однако на практике эта его функция хромала. Реальность, доведенная до абсурда самим фактом наличия божества, ограничивала его способности чем только могла. Творения Г(.(./существовали лишь до тех пор, пока ему удавалось поддерживать их силой воли. Но стоит воле пошатнуться или богу исчезнуть с лица земли, как реальность возобладает над суеверием, упразднит все внесенные им изменения и быстро восстановит естественный порядок вещей.