– Помогите, мама, – заорала не своим голосом натурщица.
«Мамы еще не хватало», – зарычал на пойманную суку возбужденный пес.
Мощный удар откинул Вика от предмета собачей страсти. Хозяин для верности пару раз стукнул своего пса старой чугунной сковородой. Кобель не потерял сознание, он злобно зарычал, шерсть на холке поднялась, у него хотели отобрать желанное – суку. Прыжок, еще прыжок, в этот раз хозяину не удалось наказать насильника. Очередной взмах чугунной сковороды угодил по безвинному в этой истории с изнасилованием креслу. Кресло откинуло задние ножки. В ответ, Вик не промахнулся, выбрав правильную траекторию прыжка, он мертвой хваткой вцепился в запястье руки. Хозяин закричал от боли.
Машенька завыла от страха и беспомощности.
– Господи, что мне делать. Что мне делать?
– Люся, закройся в ванной! – скомандовал ей окровавленный художник.
«Люся? – стало постепенно проясняться сознание Вика. – Какая Люся? Она Машенька»…
– Вик, фу, отпусти. Это я, Вик, фу, – кричал от нестерпимой боли хозяин, он впервые осознал, что не контролирует ситуацию, а его пес бойцовой породы перестал подчиняеться командам.
– Вик, успокойся, хороший пес, хороший, отпусти папу. Фу, фу, – взмолился художник.
Магическое слово «папа» подействовало на кобеля отрезвляюще, как холодный душ.
Вик отпустил окровавленную руку, поджал хвост и сразу почувствовал себя маленьким, жалким, добрым покладистым песиком. Опустив низко голову, он побрел в кухню, лег на место и от стыда хотел умереть.
Хозяин плотно прикрыл за ним дверь и закричал Люсе, чтобы она выходила из ванной и срочно вызвала скорую помощь. Люся плакала в трубку телефона и называла адрес и причину травмы. Врачи приехали на удивление быстро, долго суетились над раненым, но решили пострадавшего не госпитализировать. Собаку посоветовали обследовать и при необходимости усыпить.
Кофе, как и бутерброды, разбросанные на полу в кухне, Машенька не оценила. Она оказалась просто Люсей, поэтому немного посидела в комнате возле укушенного хозяина и ушла. Сам пострадавший принял обезболивающие таблетки и благополучно уснул.
Усатый квартирант, лизнувший белый мел на дверце шкафчика, не знал, что причиной его страшной слабости в ногах является настоящий яд, который китайские производители назвали милым русским именем Машенька. Таракан беспрепятственно дополз до большого бутерброда с сыром, валявшегося на кухне, обрадовался, широко открыл рот и умер.
Вик, главный виновник происшествия, нашел в себе силы и подошел к насекомому. Оно подергивало лапками и выпускало из тщедушного тельца зловонные газики. Господи, ну почему ты умер возле моего любимого сыра, подняв высоко морду к потолку, обратился пес к собачьему богу. Ответа не последовало, широкую бойцовскую грудь заполнила тоска по хозяйке, только она его любит, жалеет, кормит, не водит голых глупых теток в дом и понимает. У-у-у.
Женская дружба бывает?
Фамилия Благова Наташке досталась в наследство от бабушки. Маме хватило мудрости три раза побывать замужем, но сохранить самую благостную фамилию на всем белом свете. Две немолодые, прошедшие тяжкие испытания на личном фронте женщины уговорили Наташку не расставаться с их главной семейной реликвией – фамилией Благова. Как чувствовали, с товарищем Ковбасюком любовь у нее не до гробовой доски, а до первой, непоровну поделенной сосиски.
От Петра Антоновича Ковбасюка на долгую память Наташке осталась дочь. Оле в этом году исполнилось пятнадцать лет, а три года назад Наташка неожиданно для подруг и родственников родила мальчика. На вопрос, кто отец ребенка не отвечала. Через год безуспешных расспросов всем стало все равно. Саньку родственники и друзья любили, а потому с удовольствием нянчили карапуза по очереди.
Жаль, бабушка Наташки после его рождения умерла. Увидела правнука, и на следующий день старушки не стало. Благова не удивлялась, она знала, что ее родная бабушка последние три месяца жила надеждой – увидеть внука. Ей Наташка доверила волнующую друзей и родственников тайну, кто настоящий отец ребенка. Бабушка умела хранить молчание. После ее смерти только Наташка Благова могла ответить на вопрос, кто отец Саньки. Но она, как партизан на общественных допросах, которые ей с завидной периодичностью устраивало близкое окружение, стойко молчала.